Голосование за ходы

Пока Мол с капитаном обеспечивали материально-техническое обеспечение арсенала вообще и абордажной команды в частности, последняя потеряла в численности аж треть. Фридрих по пути из кабака до порта куда-то проебался, в следствии чего ремонтом занялись Мол с Джекилом при некоторой помощи других членов команды, не занятых на своих постах.

Сказать, что назначеный квартмейстером здоровяк был недоволен, было бы крайне... оптимистично. Когда ближе к ночи Фридрих мало что не приполз — ни петь, ни рисовать — Мол уже перестал рычать, материться и гнуть гвозди пальцами. Глядя на убравшегося в нули подчинённого, он поскрёб шелушащийся от манаожога подбородок, хмыкнул и спокойно полез копаться в своём рундуке — перебирал пожитки, искал что-то.

Через минуту так же спокойно вернулся к Фридриху, перевернул на спину, сел на него фиксируя. И грубыми стежками зашил тому рот крепкой парусной нитью.

***

Утром перехватил Синего у сходен, нежно взял за плечо, сдавил:

— Вот что, друг мой ситный, — в глаза заглянул, улыбнулся почти нежно. — Назначаешься вечным вахтенным до особого распоряжения. Рот я тебе зашил, чтобы пить не повадно было пока другие работают. Увижу, что нитку убрал — вырву челюсть. Мы поняли друг друга?

Почесал щёку, кожи серой обожжёный кусок оторвал. Разглядел внимательно.

— М-МАРШ РАБОТАТЬ, СИНИЙ! — взорвался внезапно, аж слюной брызнул. Навис над Фридрихом, белки чуть мутных глаз яростью налились.

— СЧИТАЙ ПОВЕЗЛО!
— ЧТО МАЛО НАС!
— ПОШЁЛ БЫ!
— НА ЗАПЧАСТИ!
— ЕЩЁ ЗАЛЁТ!
— САМ НА ЗАПЛАТКИ!
— ПОРВУ!

Эхо пошло гулять по порту. Трупокрысы сквозанули из всех щелей наряя в подвалы и прячась. Многие ускорили шаг в направлении от Корыта.

Мол развернул Фридриха в сторону носа шлюпа, толкнул в спину и, контроля ради, зашагал следом.

Шорсть на удивление резво ковылял по Поляне глядя то в карту, то на небо, то под ноги, то внимательно рассматривая остальных и везде оставляя свой, мягко сказать, специфический запах.
Безуспешно пытался послюнить палец. Бормотал что-то то громко, то шепотом.

— Зюйд-вест-трепанг! Два румба под килем! Ага! — замер. Резко развернулся на протезе. Поклацал челюстями, типа, усмехнулся. — Астролябия у кого-нибудь есть, пешеходы? Ну или хотя бы бимс в три локтя?

Прервался от картографических изысканий, Сола послушал, черепом покивал. Кнотту палец показал. Большой.

— Опыт имеет место быть, но лоция сама себя не построит, туды её в фарватер.

Плюхнулся прямо там, где стоял у углубился в дебри географических открытий. "Великих Географических Открытий" как заявил Мозга, а после ультимативно приказал называть себя не иначе как Колумбом. После непродолжительной дискуссии с Чахлой Бородой сошлись на "Коленьке".

— ЕСТЬ АЗИМУТ! — после продолжительного молчания гаркнул Шорсть. — Коленька прав оказался, хоть и испанец. А им доверять нельзя... — пояснил он вполголоса оказавшейся рядом Добролизе.

Встал в позу, убедился, что его хоть кто-нибудь слушает, высказался:

— Галсами пойдём. Фордевинд и право на борт. Сушите сухари, — оглядел себя. — Надо бы прибарахлиться. Нужен ром, сабля, портки и подшивка "Юного техника" за 84-й год. И шляпа. С пером.

Коленька в очередной раз подсказал, что всё нужное добыть удастся только у кого-нибудь. И эти "кто-нибудь" наверняка неприкаянные бродят в Лесу. А то, что туда же отправилась большая часть экипажа, только внушало надежду на богатую добычу. Сказано — сделано. И Шорсть поковылял в Лес.

Шорсть рвал и метал. Рвал когтями, зубами и даже протез пытался задействовать. Метал метан и сероводород, куски Гриши и залихватские морские проклятья. Коллеги замолкли в напряженном ожидании развязки и только Шептун громко сопел...

Победа была близка — лишь лапу протяни. Но Гриша нанёс ответный удар. И пират протянул ноги ногу и костыль.
Дубина тролля, в диаметре сравнимая с обхватом тельца крысолюда, впечаталась в, ну натурально, в Шорстя целиком. Громко хрустнуло.

От такого подлого приёма крыс немножко резко опух, пролетел несколько метров и хвостатым одноногим поленом рухнул на землю, собирая мягкую лесную подстилку и кости недавних однополчан.

***
Освещение в ЦУПе померкло, а через мгновение и вовсе погасло. Зажглись пульсирующие разноцветные огоньки аварийной подсветки.

"Никогда такого не было и вот опять," — в тишине, нарушаемой только глухими ударами замедляющегося пульса, заговорил Мозга.

К нему повернулся Чахлая Борода. До крайности удивленный развёл руками:

"Это... какой-то... позор..."

Мокрая-Лапа и Шептун в растерянности бездумно щёлкали переключателями предохранителей физиологических процессов чтобы хоть как-то себя занять и не поддаться панике.

Тем временем Добролизя пытался совершить невозможное и в очередной раз спасти Шорстя. Не спас. Невозможно же.

"Не-не-не," — Мозга и Борода подглядывали за происходящим в щёлки приоткрытых век. — "Откачает! Этот юнга своё дело знает крепко!"

Когда реанимационные мероприятия закончились закономерным провалом, оба с досады громко хлопнули ставнями и отошли от лобных долей. Тьма сгущалась, разноцветные огоньки редели. Пульс стих. Опять пошли титры.

"Утка Сергей Безруков"
"Мозга Константин Хабенский"
"Чахлая Борода Сергей Гармаш"
"Мокрая-Лапа Алексей Панин"
"Голос за кадр...

"Я извиняюсь," — извинилась белая крыса в белой же простыне, высунувшись из невидимого доселе люка в потолке. Столп слепящего света из-за её плеч выхватил во тьме пару Коллег. — "Продлевать будете?"

Коллеги дружно кивнули, промямлив что-то навроде " ну... эта... канешн... только же начали..."

"Тогда давайте этих двух сюда" — Белый-Из-Люка указал на Шептуна и Мокрую-Лапу и сбросил веревочную лестницу почему-то закрученную спиралью вдоль оси. — "Они вам без надобности ужо"

Двоих пинками запинали наверх. Уходить без боя никто не хотел, но против Чахлой Бороды не попрёшь — суров мореход!

"Ждите гостей!" — заинтриговал Этот-Сверху и захлопнул люк. Стало темно. Пульса не было.

"РРР-РОТА, ПОДЪЁО-ООМ!!!" — заорал кто-то за спинами Коллег до чертиков их испугав. Вспыхнул свет, со всех сторон захрустело...

***
Добролизя отполз от отошедшего крысолюда. Тот хоть и начал уже остывать, вонял всё ещё крепко. Жалко психа. Не сдюжил. А так хотел на океан посмотреть.

Судорога по трупику прошла. Вторая.
Выгнуло дугой бывшего Шорстя да и лопнул он с брызгами, выбрасывая вверх и вперёд костяк крысолюда в ошмётках кишков, шерсти и надежд на размножение естественным путём.

"Урр-ра!" — лупил в припадке радости Чахлая Борода Мозгу по спине. Мозга улыбался и размазывал слёзы. — "На абордаа-аж!"

— р-р-рРРДА-А-АЖ!!! — заорал чем-то из-под черепа скелето-крысолюдо-пират и бросился на тролля.

Даже смерть не остановит Пирата на пути к морю и сокровищам. Так-то.

"Славное было рубилово!" — гордый собой пират Чахлая Борода отряхнул с комзола утиные перья и выступил на первый план. — "Свистать всех наверх! Отдать швартовы! Полундра! Пивная, ещё парочку!"

Шорсть икнул. По тельцу прошла мелкая дрожь. Газы опять предательски испортили атмосферу праздника. Выпрямился, приосанился.

"У меня морская болезнь..." — загнусил Мокрая-Лапа, но на него опять никто не обратил внимания. Оно целиком и полностью было сосредоточено на Чахлой Бороде. Ну и на поддержке организма в вертикальном положени. И на контроле кишечника. В большей степени на последнем, чего греха таить.

Крысолюд покопался в вещмешке, с удовлетворённым "Ага!" достал кусок красной тряпки и залихватски повязал на голову.

В черепушке стало теснее, но пират заверил, что ходил на лоханях и помельче и вообще "Не сцать, салаги!". Почему он ходил и что такое "лохани" Коллеги спросить не решились, косясь на дорожку из соплей и перьев тянущуюся куда-то в сторону основания черепа.

Шорсть с гордым видом поставил железный протез на валяющийся рядом череп и широко улыбнулся во все шестнадцать:

— Грот-мачта! Стаксель! Гальюн! Такелаж его в рангоут! — глаз сощурил. Оглядел всех внимательно. — А где море?

Выпятив впалую грудь, Шорсть шагнул вперёд.

Коллеги выстроились перед внутренним взором и даже Шептун сдержал себя в руках, пообещав, впрочем, отыграться чуть позже.

Принял в чуть трясущиеся лапы заветный пузырёк, открыл и, заявив странное "Здраве будем, бояре", опрокинул в глотку.

Немного сконфуженно глянул на зелье, открыл склянку и снова опрокинул в пасть.

Опыт, сын ошибок трудных, растёкся по тулову приятной теплотой. Коллеги апплодировали стоя. Шептун расслабился.

Вслед за негромким бормотанием, раздвинув кусты обрезком трубы, на Поляне появился Шорсть.

Глаз подбит и немного заплыл, клок шерсти с бочины вырван, дрожащее ухо сломано, оставшиеся усы и шерсть на черепушке торчат в разные стороны как щетина на ёршике в туалете поезда Москва-Благовещенск. Правая нижняя лапа оторвана по колено. Культя заботливо замотана подорожником, прихваченым тряпичными полосками сильно смахивающими на обрывки савана. Нос слегка опух, шальные глаза слезятся.

Опираясь на свою дубинку и хвост он шагнул вперёд и замер. Здоровый глаз прищурил, как-то сжался весь, напрягся… И со звуком отпущенного на волю воздушного шарика выпустил кишковый газ. С ветки упал воробей. Его тошнило.

“ОПЯТЬ?!” — дружным хором заложенных носов возопили Коллеги в закоулках сознания.

— Пардоньте… — извинился сразу перед всеми присутствующими (и воробьём) Шептун ловко воспользовавшись возможностью завладеть речевым аппаратом.

Крысолюд шмыгнул сопливящим носом, глянул на птичку. В животе отчетливо и громко забурчало. Шорсть скривился.

Похожий то ли на пирата, то ли на эту хреновину, которой агрономы поля мерют, крыс проковылял к общей кучке монет. Удивительной плотности запах невидимой вуалью сопровождал его.

“Разумно будет отдать найденное” — прогнусавил задыхающийся Мозга. — “И УМОЛЯТЬ КОГО-НИБУДЬ ИЗБАВИТЬ НАС ОТ НОВЕНЬКОГО!”

— От новенького… — буркнул Шорсть и наклонился положить монетки к общим.

Раздался шипящий звук.
Горло перехватило, глаза резануло. Процент кислорода в окружающем пространстве резко сократился.

— Пардоньте…

Очень медленно и аккуратно, стараясь не напрягаться и не делать резких движений, крысолюд распрямился и отошел в сторонку. Глянул на культю, тяжко вздохнул, поморщился.

— Желешки, а желешки… Мне бы конечность полечить. — Опять забурчало, Шорсть схватился за живот. — И угля пожрать.

— Сакровищ--щ-щаа… — просипел Шорсть заслушав железку и мечтательно закатил глаза.

“И не мечтай!” — категорично заявил Мокрые-Лапы из тени подсознания. — “Тебя убьют. Или покалечат. Или покалечат и убьют...”

— Заткнись! — гаркнул крыс и заозирался (может в этот раз получится увидеть хоть кого-то из Тех)

Глаз опять задёргался, бок зачесался. Не к добру.

“Да, да, да… Сокровища! Мы возьмём СОКРОВИЩА!” — наступив на коллегу из тени выскочил Утка. — “Все сокровища заберём и спрячем. Спрятать важно!”

— Важно спрятать… — покивал сам себе Шорсть.

“Надо монет. Много-много монет. А у нас их нет” — как всегда разумно заявил Мозга. — “Надо украсть.”

Вот кто всегда даёт дельные советы, так это Мозга. С ним невозможно спорить. Шорсть покивал соглашаясь. Украсть надо обязательно. Украсть — это прям ух как надо.

Глянул по сторонам. На сидящего на ветке жучка посмотрел. Нет. У этого не украсть. Может в Лес пойти? Лупануть кого-нибудь дубиной — волшебная же — и монет забрать.

“Точно убьют…”

Да. В лесу опасно. Можно огрести. Надо украсть. Красть из Вонючих Куч плохо. Мало и воняет. Тем более, что только что там крал.

Мозга непринуждённо облокотился на извилину: “Там у Развалин человеки трупцов своих закапывают. Красть надо у трупцов. Легко — они же не шевелятся.”

Факт шевелящихся по поляне трупцов Шорсть вместе с Мозгой списали на исключение, что подтверждает правило. Перехватив покрепче волшебную дубину, почёсываясь и периодически споря с кем-то невидимым крысолюд бодрым шагом двинул в сторону Кладбища.

“Покале-е-ечат…” — тихонько поскуливал забитый коллегами в угол Мокрые-Лапы.

Путь до Этфорда по хоть и узкой, но хорошо утрамбованной дороге проделали пешком — рота-то пехотная, не привыкать. Единственная обозная телега груженая припасами и всякими нужными ништяками, неспешно влекомая тяжеловозом, катилась в хвосте десятка. Солнце светит, птички чирикают чего-то, травка зеленеет и даже мошки почти нет — благодать. День, второй… На третий день, аккурат к обеду, из-за поворота дороги показались первые лачуги искомого поселения. Шагу прибавили, побыстрее до таверны или что здесь её заменяет добраться. Война — войной, а обед он, знамо дело, по расписанию.

Население Этфорда кратко можно было характеризовать как запуганное. Все, от выглядывающих из-за невысоких заборов детей до седого как лунь тощего старикашки-старосты, выглядели нервными и какими-то дёргаными. Стол в обеденном зале постоялого двора, однако, накрыли быстро и, что немаловажно, денег за это не спросили. Сержант было взялся расспрашивать местного голову о предстоящем деле, но тот всё блеял, что, мол, “откушайте с дороги” и “опосля переговорим”. Не поговорили опосля…

Вот с первой же ложки похлёбки показалось, что странные приправы повар местный пользует. А когда Дук-стрелок ткнулся лицом в тарелку с остатками варева, так подозрения только сильнее стали. Хоть и не надолго. Всех сон резкий и неестественно глубокий сморил. Если не сказать вырубил.

***

Темнота перед глазами периодически не надолго рассеивалась. Кто-то наблюдал проплывающие над головой зеленые кроны деревьев, кто-то довольствовался видом убегающей куда-то за пределы зрения грунтовкой. Время от времени накатывала тошнота. Укачивало. Тело ощущалось как кусок сырой глины — тяжёлый, неподдатливый комок. В ушах — шум. Во рту — привкус рвоты.

Темнота… Утоптанная земля. Шагающие рядом стоптанные грязные сапоги. Темнота… Щербатые каменные плиты с пробивающимися сквозь трещины пучками травы. Темнота… Отсветы огня на всё тех же плитах и, сквозь понемногу уходящий шум в ушах, горловое пение камлающего шамана. Боль в резко стянутых веревкой руках за спиной. Резкий рывок вверх, ноги кое-как находят опору. Толчок. Падение на пол. Снова рывки, теперь уже в разные стороны, будто звери на части рвут. Темнота.

***

В себя вы пришли связанными попарно, сидящими спиной к спине и привалившимися к стене сложенной из крупных, хорошо подогнанных каменных блоков. Одежда местами была порвана, всё тело ныло, кишки крутило и жгло. Чуть ли не со скрипом покрутив головой обнаружили, что почти весь ваш отряд “расположился” в углу не очень большого зала, освещённого светом редких факелов. “Почти” — это потому, что в живых остались только вы. Остальные были по трое подвешены ногами вверх к двум колоннам, все изрезаны и изрисованы какими-то символами. У части перерезано горло, и кровь, жирно поблёскивая в свете факелов, стекала в яму метра два с половиной в поперечнике по неясным мотивам вырытую прямо по середине зала. По краям дыры валялись вскрытые плиты пола и была щедро разбросана рыжеватая глинистая земля. Из этой ямы по пояс торчал, по всей видимости орк-шаман, похожий на кокон из шкур, ожерелий из зубов и черепов и каких-то перьев. Длинные мосластые руки воздеты к потолку, сам покачивается и непереставая тянет какую-то заунывную муть.

Помимо шамана в зале торчали четверо орков и пара гоблинов. Первые внимательно следили за своим духовным лидером, вторые бездуховно копались в куче какого-то барахла, сваленного в другом углу. В “барахле” среди тряпья и каких-то неясных свёртков вы смогли разглядеть части доспехов и рукояти оружия.

Внезапно пронзительно взвизгнув распахнулась одна из створок дверей в противоположной стороне зала и из темноты за нею выскочил ещё один гоблин. Он что-то быстро-быстро затараторил махая лапой себе за спину. Один из орков прокаркал непонятное в сторону гоблинов в углу и махнув остальным рванул на выход. Гоблин-гонец не переставая верещать увёл их куда-то в ночь. Оставшиеся переваливаясь на кривых ногах подбежали к узким окнам и уставились в темень о чём-то переговариваясь. Шаман на это представление не отреагировал вообще никак. Так и стоял в яме. Колдунствовал.

А узлы-то на ваших путах оказались слабенькими…


Диспозиция:

По распоряжению капитана стол, ловко собранный Сарлосом из нескольких бочонков и ещё не использованных досок, был накрыт на палубе. Причем по-семейному, для всей команды, за исключением дежурных. “Счастливчиками” стали Фог в машинном, Рикардо за штурвалом и выспавшийся Селитр у орудия на баке.

Погода радовала личный состав “Искателя” — пара облачков так и болтались где-то на горизонте, вечернее солнце ласково пригревало и несильный теплый бриз вполсилы раздувал паруса. Мерно молотят двигатели, поскрипывают снасти, щебечут усевшиеся рядком на планшире бахчистанцы на своём забавном наречии. Тишь и благодать…

Джон Шпинат на пару с Белкой выносили с камбуза здоровенные кастрюли, какие-то сотейники, противни, плошки, ложки, тарелки и кувшины и прочие кухонные емкости для, из-под и со снедью. Запахи, разлетавшиеся при этом по кораблю заставляли то одного, то другого члена команды (не смотря на должность, звание и выслугу лет) отвлекаться от работы и принюхиваться, с каждым разом удивляясь как, оказывается, громко может урчать в животе.

Наконец, стол был накрыт и Джонатан, весьма довольный плодами своих руки и протеза, замолотил последним по медной крышке самого большого котла созывая народ на ужин. К капитану, впрочем, заглянул сам. Из уважения.

Расселись, зажгли фонари (чтоб как стемнеет не париться). Кэп не стал толкать речь, а просто поднял оловянный стакашек салютуя всем сразу:

— С нами Бог, выпивка и пусть я никогда не буду трезвым!

И после древнего традиционного тоста незамедлительно выпил. После чего оторвал клешню радскорпиона и махнув ею отдал долгожданный приказ:

— Налетай!

***

Когда, по прошествии не менее получаса относительной тишины и интенсивной работы челюстей, по дворфийской присказке "дасглист" был "заказаддумлен", Оливер Виус довольно откинулся на стуле и поднял очередной тост:

— Мистер Шпинат. Джон. Не смотря на то, что разум горюет о потерянной выручке, сердце и прочие кишки ликуют! От всей команды и от себя лично выражаю вам благодарность с занесением... Пока просто благодарность. И помощнице, конечно, тоже.

Капитан поднялся, облокотился на стол и внимательно оглядел всех присутствующих:

— А теперь, я полагаю, я задолжал вам пару историй. Про коллекторов, про Саргассы и про кучу других мелочей. Итак...

Рассказ капитана занял часа два. Или три. Смеркалось.

Целью всей экспедиции были, разумеется, сокровища. А как же иначе. Саргассовы острова — легендарное кладбище кораблей — не один век становились последним причалом для множества судов под началом самых отважных, смелых, отчаянных или просто глупых капитанов. Последних, надо признать, было подавляющее большинство. Количество сокровищ словами описывалось с трудом, но кэп пытался:

— Монеты, украшения, слитки и другие разные поделки из золота и прочих драгметаллов. Свитки и фаянсовые горшки династии Дзынь, облигации госзайма, янтарная комната в двух экземплярах и даже, поговаривают, яйцо Кощея. Короче, сокровищ там до ху... эмм, — кэп остановил взгляд на Оине. — Вам по горло будет. Да.

Причина, по которой это добро ещё не растащили коллекционеры, ворьё и прочие любители старины, банальна до безобразия. Там они все нафиг и гибли. Смертью лютой и непонятной. Потому что никто до недавнего времени оттуда не возвращался. А теперь вот один выживший нарисовался. И подобрал его на пути обратно в лоно цивилизации ни кто иной как Оливер Виус собственной персоной! Спасенный бедолага слегка сбрендил, постоянно твердил, что бибураты отобрали у него мехос и что ему никогда уже не видать куклу и ещё всякую чушь порол. И настаивал, чтобы его называли не иначе как Липким. И именно этот пассажир и будет вашим проводником в чудесный мир корабельного кладбища. Ну разве не прелесть?!

Будущий проводник оказался, однако, тем ещё хитрованом. Обязательным условием его помощи было возвращение ему некоей статуэтки. В редкие минуты просветления дал описание, сказал где взять. Квестодатель чертов. Несметные сокровища манили, задачка казалась пустяковой. Всё, как впрочем и всегда, оказалось сложнее...

На этом месте кэп прервал свой рассказ на "оправиться-покурить-да-выпить", сходил до ветру, закурил трубку и выпил за прекрасных дам. Надёжный человек. Сказал — сделал.

Как стало ясно из дальнейшего рассказа капитана, его, а теперь уже и ваше, мероприятие по невиданному обогащению с некоторых пор стало отчётливо пованивать политикой. Точнее — Большой Политикой. Ещё точнее — вонять.

Пока Виус носился туда-сюда через полсвета в поисках проклятущщей статуэтки (разумеется, в первом указанном месте его ждал не заветный кусок разрисованной обожженой глины, а очередной упоротый квестодатель, а потом еще один, и еще — крысы в подвале, 15 лунных ягод из Солнечного Леса, мозги для Страшилы, слезы ангела, устроить ребенка в садик, шесть пар ушей кузнечиков, подписать трёх друзей на покупку косметики Амвон и прочие радости. Чего рассказывать — все через это проходили). Так вот. Пока кэп весь в слезах и губной помаде добывал статуэтку, слухи о его планах дошли до нужных ушей. Заостренных таких ушей.

Йельфийский Центр Релаксации и Умиротворения (липовая конторка-ширма, под видом которой проводит свои операции Министерство Управления Территориями Лимерийских Островов) прислал приглашение на бесплатный семинар "Помоги себе сам", от которого, как известно, отказаться просто физически невозможно. И вот уже добродушный "сенсей" в штатском с улыбкой удава и взглядом опытного вивисектора объясняет капитану, обвисшему от дружеского похлопывания по печени на могучих ручищах массажисток из ЦРУ, что теперь он работает не только на себя и Гильдию Авантюристов, но и добровольно — это важно! — помогает нести свет демократии туда, куда скажут. В данный конкретный момент — на Саргассы.

— А чтобы, говорит, помыслы ваши были чисты, с вами отправится наш сотрудник. И выходит такая бабищща! У меня даже волосы на ногах обратно под кожу втянулись. Думал не бывает такой... Такого..., — капитан отложил потухшую трубку и снова приложился к рому. Видать, воспоминания так просто не дались. Взгрустнулось. — Ктулха, говорит, моя фамилия. Старший научный сотрудник по особо важным телам.

Оливера заметно передернуло, но он взял себя в чуть подрагивающие руки и продолжил.

Статуэтка таки нашлась, а Ктулху утянули в Дрянь обоюдоострые степашки во время шторма. Повезло. Капитану.

МУТЛО, однако, попыток надавить на Виуса не оставило. И внезапно выяснилось, что он пять лет назад, оказывается, взял остров в ипотеку. И ни разу не внёс платеж. И долг продан сразу нескольким коллекторским агентствам. И долг большой. И агентства без башни вообще. И ведь, вот падлы, кредит на него оформили в Дом-Кредите. Никто и так в трезвом уме в эту кабалу не полезет, а уж с этой конторкой связываться и подавно. Особо радостные деньки начались, когда по документам оказалось, что и "Искатель" куплен не на свои. "Благодетелем" на этот раз оказался Банк Пинькофф. Со всех сторон красота...

— А причина такой во мне заинтересованности вовсе не красивые глаза, общий шарм и природный магнетизм, хотя без этого, уверен, не обошлось, — кэп лихо закрутил ус и невероятным образом подмигнул сразу всем. — Просто не более полугода назад в Саргассах разбился перебежчик из Лимерики. Некто Эд Снежкофф на своей яхте "Ликивикс". Слыхали? Секретные Материалы! Где-то там...

— Итак, дамы и господа, готовы ли вы ринуться в пучину приключений, поиска сокровищ, международных заговоров и интриг и геройской смерти с шансом в полсотни процентов? Напоминаю, что на Будулаях ещё будет шанс сойти на берег. И если кто-то в себе неуверен, лучше это сделать, дабы потом не тратить нервы, время и пули.

Зажим, томпон, фиксирующая скоба, ещё зажим…

— Джейн, не спи. Ещё зажим! Живее! Пот...

Треснувшие, сломаные и попросту лопнувшие кости. Посторонние фрагменты в брюшной полости. Размозженые мышцы, рваная кожа. Будто под камнепад бедняга попал. А это что?

Спорый, привычный ход работы прервался. Сбился размеренный ритм, что отсчитывает в голове невидимый метроном. Кровотечение остановлено, угроза жизни миновала, можно поэтапно шить, собирать, возвращать в относительно нормальное состояние. Можно было бы.

Доктор Джеймсон на замер несколько секунд, разглядывая сломаную кость, которой не то что на этом месте, а вообще в человеческом теле быть не должно. Перевёл взгляд на посторонние железки и осознал, что не такие уж они и посторонние для мистера Вуда. Какого чёрта?..
Нет. Это положительно не правильно. Не. Может. Быть. Хотя...

Сколько? Года два-три, пожалуй, как количество пациентов всё сокращается. Практически не было обращений “хроников”, подозрительно малое количество травм. А завод тем временем покрывает все окрестности ровным слоем копоти, содержащей в себе, похоже, всю таблицу Менделеева. Мутации? Какие-то новые формы рака? Но ведь человек же. Человек?

Вспышка молнии и вдаривший по ушам и оконным стёклам раскат грома удивительным образом прояснили сознание. Как водой холодной окатило. Моргнул. Зажмурился крепко. Помотал головой. Вернулся к операции. Как бы то ни было, а кости собирать дело привычное. Пусть даже их и не должно быть. Мышцы, органы и кожу шить — тоже не в первой. Пусть и дрожь берёт от их состояния, расположения и неправильности. Лишнее по возможности удалить. Остальное — “собрать и упаковать”.

Зажим, томпон, фиксирующая скоба, ещё зажим, повязку сюда, здесь — шить…

— Джейн, стерильный лоток, — явно лишнее в человеческом теле отложим для исследования.

***

Собрал. Зашил. Сестра занята перевязкой.

Брендон стянул перчатки, бросил в лоток и трясущимися руками — а ведь раньше за собой такого мандража после операции не замечал — вытянул из пачки папиросу, прикурил не с первого раза. Пинцетом аккуратно передвинул пару уже не кажущимися такими посторонними кусочков, изъятых из Вуда. Что за чертовщина…

— Джейн, закончи с перевязкой и отдыхай. Я буду в лаборатории.

Похоже, лаборатория — отгороженная ширмами часть операционной — место, где Брендон проведёт остаток дня. Пытаясь понять кого или ЧТО он оперировал только что. И как с этим жить дальше.

Кофе. Нужно много кофе.

Доктор Стодж

Хамиш с аккуратностью хирурга проводящего операцию на открытом мозге раскрыл саквояж и стал выкладывать на заботливо расстеленную чистую тряпицу плотные свёртки “седатирующих и антидепрессирующих травяных сборов”. Замочил их в тазу со слабым раствором хлороформа (истратив все запасы!) и наблюдал как листья медленно, но верно избавлялись от неестественного оттенка тетраэтил-4,4-диаминотрифенилметана оксалата. Если проще, то зелёнки.

Пока смеси по рецептам знаменитого травника Марли Джойнта возвращались к удобокуримому виду, Стодж ещё раз проверил запасы алхимических ингридиентов. По всему выходило, что исходников хватит на четыре “батча”. Термин этот, хоть и не вполне научный, но зато самый короткий и понятный, означал приготовленный за раз объем готового препарата. С одного такого “батча” фармацевт получал примерно пять порций лечебного “клейбээфа”, три пузырька “Карбонис активати” (противоядие от большинства обычных отравлений) или одну мензурку Безоартума (может избавить от большинства известных и многих неизвестных ядов). Добавив ещё чуть-чуть туарина пытливый исследователь мог получить четыре-пять порций мощного энергетика. Плеснув присно памятной зелёнки — пропитку для индивидуальных перевязочных пакетов (хватит штук на двадцать), а сильно постаравшись можно было получить колбу антимутагена Рад-Икс — незаменимая штука, если кто-то собрался побывать в Дрянном Шторме. А ещё любой “батч” можно перегнать в поллитра годного медицинского спирта.

Итак, перед Хамишем встал трудный, но для любого интеллигента привычный, вопрос — что делать? А ещё и Оин скоро должен подойти, ловелас слабослышащий…



Оин

Предвкушаемый мозговой штурм напару с доктором (а для любого дворфа штурм — одно из любимых занятий) пришлось немного отложить, так как матрос Селитра на чёткий приказ старшего по званию не явился. Уснул, негодяй, утомившись от нервного напряжения ещё даже и не думавшего заканчиваться дня. Нежно приобняв пушку на баке, с “банником” в одной руке и тряпкой в другой гоблин спал сном матроса с чистой совестью. Ну, или памятью, за неимением первой.

Орудия не заряжены, команда ходит невооруженная, канонир трезв — сплошной непорядок. Нихт орднунг, как говорится.

Прошмыгнула Белка, помощница кока. Глянула быстро, что-то, наверное, спросила — не разобрать — и пулей убежала. Зоркий глаз Оина успел ухватить кусок списка на клочке бумажки в её руке. И если сам герр Вухенбахен там в некоторой мере присутствовал, то про Селитру небыло даже намёка. Что оставляло подчинённого без пайка и, что бесконечно возмутительно, без положенных ста грамм боевых.



Урист

Перспектива получения ещё одной фляжки, на этот раз из рук самого капитана, приблизила работоспособность команды машинного отделения к абсолюту. Эдак можно будет коллекцию именных фляжек собирать! Взаимопонимание с Фогом было быстро найдено — меньше слов, больше понятных жестов и вуаля! Через всё машинное отделение перебрасывают друг-другу ключи и отвертки, запчасти и заплаты для труб. Дело спорится. Голод усиливается.

Посланный за лёгким перекусом на камбуз Фог вернулся удивлённым и только с одним, хотя надо признать здоровенным, сендвичем с копчёностями по-эльфийски и кружкой, в которой скромно занимал чуть меньше половины карамельного цвета напиток, идентификация которого не составила труда.

— Кок сказал “кто не в списке — пошел вон”...



Синьор Кантана

Мастерски выиграв битву за эмм… умы бахчистанских соплеменников, Сарлос дождался-таки формального согласия на временную службу. Конечно, за этими умельцами нужен глаз да глаз, но прибавку в ремонтной бригаде в восемь крепких зеленокожих рук смело можно считать личным достижением. Распределив между недавними радетелями за права трудового гоблина нехитрую работу — подай, принеси, почисти, драй палубу, не балуйся стамеской — синьор судовой плотник принялся за ремонт. Дело спорилось, а уж когда посланный на камбуз Рав притащил еду и выпивку, даже песни пошли — чего в тишине-то работать. Увидавший с мостика трапезу Рикардо обрадовался и тоже рванул за едой. На палубу он вышел почему-то злой. И без каких-либо признаков пайка в руках.

Эмели Каннинг

Помимо кратких и пока не очень конструктивных бесед с Белкой на предмет субординации и выполнения четких и ясных приказов, ещё одна мысль не давала покоя Эмели. Капитан приказал распределить дежурства. Четверо портовых — не в счёт. Хоть Сарлос (а молодец плотник!) и привлёк их к работе, оружие этим деятелям доверять страшновато.

Итак. В машинном всё просто и понятно. Они там сами определятся со сменами, им виднее. Останется только узнать, что нарешали.

За штурвалом тоже выбор невелик. Двое посменно. По… Три часа. А куда деваться? Больше народу нет.

Остаётся пост на баке (по-хорошему стоит ещё один разместить на палубе в центре, но народу нет вообще). Тут будут менятся Селитра, Сарлос и, возможно, Оин. Хоть и глух, но глаз — алмаз.

Стоит заглянуть к доктору на предмет каких-нибудь энергетиков. До Будулайского архипелага идти двое-трое суток. Надо продержаться, а там отоспимся.

Джон Шпинат

А тебя задрали. Приколотый вилкой к стенке список, заброшенный промелькнувшей Белкой, оказался, по всей видимости, неполным. Но кого нет в списке — еду не получит.

— И НЕ ОТВЛЕКАЙТЕ МЕНЯ, ВОБЛЫ ПЕРНАТЫЕ!!!

Никакого спокойствия, а ведь приготовление ужина дОлжно совершать в состоянии гармонии и умиротворения. Вот, хипстеры тощщеногие! Из-за них лапшу переварил аж на двенадцать секунд!

Вышел на улицу. Поёжился на сыром холодном ветру. Шапку сильнее натянул. Пальто запахнул.

Нашарил в кармане помятую пачку Беломора, достал. Выбил папиросу, зубами вытянул. Привычным движением гильзу в мундштук смял, прикурил от спички спиной к ветру повернувшись. Затянулся глубоко. Морозный воздух и сизый дым перехватили лёгкие... Или это мандраж перед стартом? Не... Сплюнул, к машине зашагал.

Окурок прочь, рукой помахал будто дым разгоняя — курить в машине не приучен. Глянул на соперников, на их машины. Покатаемся, чо.

Лязгнул замок захлопнувшейся двери, кашлянув завелся двигатель. Зашелестела печка гоняя еще холодный воздух...
Погазовал. Мягко, уверенно. Скоро будет тепло. Жарко будет...

"На старт!"

Руки сжали руль. Правая нога непроизвольно вдавила педаль, движок взревел с надрывом.

"Внимание!"

Успокоил себя. Газ чуть отпустил. Выжал сцепление. Рука легла на рычаг коробки. С отчётливым металлическим щелчком включилась первая передача.

"Вперееееееееееееееееееееееееед!"

Бросил сцепление. Газ в пол. Моторгенваген затрясся, рванул вперёд.

"Искатель" сотрясала дрожь. Палуба ходила ходуном, кренилась то в одну, то в другую сторону. Корпус хрустел и стонал, пар со свистом вырывался из-под досок палубы. После первого рывка вверх корабль чуть замедлил подъем (хотя скорость все еще впечатляла, если не сказать пугала). Буде кто из коллекторов и умудрился чудом зацепится, теперь этот кто-то кувырком должен лететь вниз. Теоретически.

В первое мгновение вас словно тяжелым одеялом накрыло, прижало к палубе. А потом началось увлекательное родео на пляшущей палубе. Для тех, кто на этой палубе был...

Мисс Каннинг попыталась уцепиться хоть за что-нибудь, но подвернувшийся леер обжегши ладонь выскользнул, а накренившаяся палуба ударила по пяткам, заставив старпома совершить пробежку к левому борту и вскочить на фальшборт в попытке не кувыркнуться через него вниз. Секунду-две Эмели балансировала на краю пусть и не бездны, но все равно не обещающей ничего хорошего по приземлении пустоты. С многократно усиленной адреналином четкостью девушка разглядела и валяющиеся после разрыва дворфийской гранаты тела, и разнесенный в щепки экипаж, и уцелевших противников. Многие из которых вскинули мушкеты и, судя по свистнувшим совсем рядом пулям, стреляли по ней! "Искатель" качнулся на правый борт, будто помогая, прикрывая на время Эмели от дальнейших атак. Это подействовало ободряюще. Старпом как кошка по коньку крыши пробежала по планширу в сторону юта. Используя очередной - печенкой момент почувствовала - толчок, прыгнула к трапу, увернулась от пролетевшего блока и взлетела на мостик, где, держащийся одной рукой за непонятно откуда взявшийся штырь из палубы, а второй рукой за пушку, Оин Вухенбахен со всей изобретательностью материл матроса Селитру. На этой же пушке и висящем -
ноги бултыхаются за бортом, руки железной хваткой впились в жерло арторудия, в которое же бедняга то ли пытается влезть не считаясь с линейными размерами, то ли матерится, то ли молится (гоблин в порыве борьбы за жизнь перешел на очень быстрый и до конца не изученный дубинский диалект).

За секунды до лицезрения старпомом сей интересной картины Селитра заканчивал заряжать пушку. Многоопытный Оин, вбивший в палубу верного "Трубочиста" и используя его как надежный причал, как клещами держал правой рукой гоблина за щиколотку, пока тот, вытянувшись вдоль ствола, вбивал в этот самый ствол пыж. Корабль тряхнуло и в ладони канонира остался только поношеный сапог (говорят же, что матросам сапоги на борту не положены!). Владелец обувки рыбкой скользнул за борт, успев в последний момент уцепиться за пушку. И шомпол казенный за борт вышвырнул, подлец. И повис, неразумной своею башкой напротив жерла абсолютно исключив возможность выстрела.

Корабль стал ощутимо заваливаться вправо. Эмели в два прыжка оказалась у штурвала. Меньше секунды на то, чтобы разобраться что-где. Так... Штурвал - понятно, телеграфы в машинное (левый и правый движки и камень-летун) - тоже понятно, еще четыре рычага - видимо управление "плавниками" - разберемся в процессе. Компас. Россыпь циферблатов. И здоровенная красная кнопка с умильной надписью "дзынь-дзынь". Элементарно.

Правый винт - самый полный вперед, левый - самый полный назад. Телеграф камня в положение "вверх самый малый". И право руля! А перед маневром - "позвонить"...

Герр Вухенбахен времени даром не терял, ведь настоящему командиру остервенелый многоярусный мат только помогает управлять подчиненными. Выкинув сапог и "нежным" дворфийским рукопожатием вцепившись в казенную часть орудия, он с хрустом выдернул свое шомполокопье из палубы и не мудрствуя лукаво подсадил Селитру. Точнее просунул древко тому между ног и, используя фальшборт как основание рычага, резко надавил. Добро хоть, что шомпольной частью гоблину помог. Гоблин заверещал фальцетом что-то благодарное, описал дугу и шлепнулся на палубу. Шлепнулся и впился в нее ногтями, зубами и вообще сроднился с ней, кажется даже пытаясь мимикрировать под цвет досок.

В машинном отделении Урист совершал подвиг. Метался по подотчетному помещению следя за уцелевшими манометрами, термометрами и прочими ньютон-на-метрами. Кренов, толчков и прочей тряски он не ощущал - тут, на площадке управления, и так все ходило ходуном. А жар тем временем все возрастал, видимость падала. Вот засвистел аварийный клапан подачи пара на камень, вот лопнул где-то манометр брызнув осколками стекла. Механик, из-за пара, угольной пыли и пота почти ничего не видящий, наощупь крутил рукояти, переключал краны подачи и даже умудрился поставить заплату на трубу. Правда чутка обварился паром и труба все равно лопнула дальше по магистрали. Резко звякнули телеграфы, передавая команду с мостика. Урист потянул рычаги перенаправляя пар на движки и молясь, чтобы они были в рабочем состоянии.

Было бы поспокойнее - увидел бы Шуруповерт, что в машинном, помимо него и остервенело кидающего уголь в топку матроса, есть еще и Белка. И что ей не помешала бы некоторая помощь. Обратно - было бы спокойнее и помощь не понадобилась бы. В отличии от механика, хрупкая девчушка огребала от качки и тряски по полной. Только выскочила из-за мешков с углем, как ее бросило к противоположному борту, приложило о доски. От мешков, что следом полетели, увернулась. Чтобы в следущее мгновение ничком бросится на пол избегая попадания струи раскаленного пара в лицо. Крутилась Белка как белка в колесе. Вроде бы и крикнуть, что на помощь пришла, да поди докричись - лязг, шипение, свист, грохот! И пыль легкие забивает - не вздохнуть. На камбузе оно конечно бывает жарко, но тут совсем другие пироги.

Не для всех, однако, палуботрясение было проблемой. Кок, например, невозмутимо расселся, облокотившись на планшир, и, исключительно для страховки, зацепился протезом за доски фальшборта. Выкидной крюк в несъемном основании протеза - чудо механической мысли - очень помог. Проследил за пируэтами старпома, пыхнул трубкой. Поймал свободной рукой кувыркающегося по палубе к борту матроса, улыбнулся ему широко (правда, изрядная бледность и подрагивающая челюсть гоблина говорили о явном непонимании чему тут можно радоваться). Еще затянулся. А хорошо! Корабль хоть и болтает с одного борта на другой, так бывали и похуже взлеты. Камень-летун из-под палубы показался, паром шипя, так ведь не вылетел же вверх. Ну сходни внизу остались - делов-то. Зато солнце вон светит-пригревает. Ветерок крепчает, да со стороны острова дует - в самый раз! Затрещщали, зазвенели по всему кораблю сигналы - товсь! Маневр будет. Уцепился покрепче и приготовился опытным глазом мастерство старпома проверить.

Сарлос с Хамишем тоже от кренов да тряски особо не страдали. Плотник как стоял в проеме, так и расклещился там в распор - не сдвинуть, не выбить. За доктором приглядывает - вдруг помочь чем надо. А доктор, сообразив вовремя, изодранную простыню жгутом скрутил, да пациента к кровати и привязал. Сам подумал было, что кровать сдвинуть надо, но сам от мысли такой рассмеялся - прибито же ложе. А вот забраться под нее - это дело. Безопаснее там.

Не легко это далось для крупного человека, но угроза получить чем-нибудь прилетевшим по голове сработала. Втиснулся док, голову руками прикрыл. А тут и звон по всему кораблю пошел...

Секунда. Примерно столько держала мисс Каннинг кнопку "звонка", чтобы все приготовиться к маневру успели. Рядом грохнулся матрос, прилип к палубе. Пора. Крутанула штурвал - право руля! И тут же заухали, разгоняясь, пропеллеры. Громко хлопнул левый плавник, раскрываясь. "Искатель" накренился на правый борт и стал постепенно ускоряясь поворачиваться кормой к острову. И неприятностям.

Крен достиг градусов сорокапяти, когда герр Вухенбахен выстрелил. Залп! Грохот, дым! Наклон палубы дал канониру такой сектор обстрела, что попасть по любой мишени на выбор было не сложнее, чем пинту жиргулевского проглотить. А Оин такие объемы иначе как "для запаху" не определял. Снизу раздались крики-вопли, проклятия и цветастые обещания всякого нехорошего. И пара косых выстрелов.

Скорость поворота увеличилась, крен Эмили постепенно сводила на нет. С хлопком раскрылся второй плавник, двигатели уже не ухали - почти равномерно гудели (кто знает каких трудов это стоило Уристу). РДК "Искатель" лег на курс "по прямой, нахрен с этого острова".

— Хей хо!.. — Грохнула над “Искателем” бравая боевая песня! Секундой позже грохнула за бортом дворфийская граната. Грохнула смачно, хлестнув по округе осколками и выпустив клубы плотного темно-серого дыма. Три коротких — строго по уставу — шага вдоль борта и однорогий шлем Оина на пару секунд показался над планширом. Проверенный тяжелейшими условиями быта отставного канонира Тополь-М послал очередной снаряд в мелькавшие в дыму силуэты противников (второй рог со шлема герр Вухенбахен ставить бы на это не стал, но, похоже, количество коллекторов на этой части фронта после взрыва уполовинилось). Один из силуэтов словил заряд и повалился за какой-то ящик, забавно махнув конечностями напоследок. Чуть поторопился Оин, постаравшись закрепить успех — перекрутилось ложе под пулю. Выстрел! И стальной шарик срикошетив от одного из рогов РПГ (чудом не отломав его и делая симптоматичным отсутствие рога уже на второй милой сердцу дворфа вещицы) улетает куда-то вверх. Жгуты такого к себе отношения терпеть не пожелали и проворно превратились в бесполезный спутанный комок. Распутывать придётся долго.

Бодрым огнеупорным комодом (для шкафа, Оин таки не дотягивал по высоте) протопал канонир к кормовому орудию — хочешь сделать что-нибудь хорошо, сделай это сам…

По другому борту сопротивление изъятию ценностей в виде наличности, товаров, припасов, корабля, а возможно и частей тел вкупе с жизнями, также проходило неплохо. Белка дослушивала просьбу-приказ корабельного кока уже слетая по трапу в трюм. Сам же Шпинат, поигрывая ятаганом и лыбясь во все двадцать три плюс шесть золотых, поджидал противников у сходен. Наличие рядом симпатичной барышни… А-атставить “барышню”! Наличие рядом (плечо к плечу, все дела) старпома заставляло уверенность и тестостерон мало что из ушей не хлестать.

Первый коллектор влетел на узкие доски сходен, в два шага добравшись до середины. Сходни покачнулись. Мужик резко снизил скорость. Сзади подпёрли догоняющие.

Шпинат приподнялся на протезе ноги и то ли с рыком, то ли с эдаким адским смешком обрушил на край шаткого мостика (ох уж мне эти сухопутные! “трап” это или “сходни”!) свой видавший виды, но всё ещё крепкий и с понтом подбитый стальной набойкой башмак. Вместе с далеко не маленьким весом. Вкупе с взрывом дворфийской гранаты по другую сторону корабля это произвело эффект, ну… разорвавшейся бомбы. Доски хрустнули, коротко, но очень жалобно скрипнули, трап резко накренился, и четвёрка вражин ссыпалась вниз. Один, однако, смог зацепиться и повис выронив оружие и безвозвратно растеряв угрожающий вид и боевой настрой. Оставшаяся на “берегу” пятерка, демонстрируя отточенные навыки и немалый опыт, резво рухнули мордой в пол на брусчатку, прикрыв головы руками и, как советует в этих случаях брошюра “А вдруг?! Что делать при повторении Баальшого Пыщь”, расположившись ногами к эпицентру взрыва.

— Хей хо!...

Только Эмели Каннингс, бросившаяся было на подмогу коку, подумала, что у того всё под контролем, и, как говаривал генерал Дальф — знатный дуэлянт, “ты не пройдёшь!”, как господина Шпината подвели отсутствие ноги и наличие огнестрельного оружия в протезе. Вопреки положениям Кодекса Административных Правонарушений и Единой Цензуры, заряженного.

После взрывного аккомпанимента негласному гимну отдельной дворфийской канонерской бригады выстрел ноги (рассудок старпома не желал это принимать, но факт остается фактом, поэтому осознание произошедшего пришлось оставить напоследок) прозвучал сравнительно тихо, хоть и проделал в палубе изрядную дыру. В которую протез незамедлительно и провалился, намертво принайтовывая кока. Прямо напротив сходен. Всё было бы не так страшно, но пятеро “береговых” очухались до жути быстро. А двое из них из положения лёжа даже направляли в сторону изящной старпома и похожего на гору, в которую промазать чрезвычайно сложно, кока укороченные пистоли скрытого ношения…



Несмотря на так быстро меняющуюся обстановку, холодный разум мисс Каннингс работал во всю (вопрос про стреляющую ногу кока он же отложил в долгий ящик). Этот разум отметил наличие, помимо пытающегося совладать с пушкой матроса на корме, одного гоблина в вороньем гнезде и ещё одного высунувшегося из правой офицерской каюты. Тот, что торчал из бочки почти на самой верхушке мачты, споро заряжал аркебузу (оружие для его тактического расположения как нельзя менее подходящее). А ещё палуба под ногами слегка дёрнулась, “Искатель” ожил…

А в трюме веселье — с кровью и кишками, всё как гоблины любят — кипело и бурлило в полный рост. Коллекторы, похоже, редко связывались с невысоким, худеньким, но гордым и горячим народом острова Дуба. С гиканьем и улюлюканием гоблины-матросы месили противников. Противники пытались отвечать и на мгновение даже показалось им, что победа, если не близка, то возможна. Окончательную точку, а точнее несколько росчерков кинжала, поставил Сарлос. Отчаянно бросился он в гущу драки, получил в плохо защищённое шлемом ухо, ударил в ответ, почувствовал пинок по голени, полоснул кинжалом куда-то туда, и после уже ничем, кроме кинжалов, не орудовал. Взрыва за бортом никто из импровизированного бойцовского клуба не услыхал, зато пробивший подволок выстрел и показавшийся из дыры протез почему-то прекратили замес. Пауза. Все взгляды прикованы в торчащей и подёргивающейся искусственной конечности, из конца которой струился дымок.

Первыми в себя пришли коллекторы. Распихав матросов они рванули на выход. Помятые матросы хрипло прокаркали вслед страшшные оскорбления вперемешку с ругательствами и начали выбрасывать за борт их коллег. Тех, что без сознания. Как водится, споро освобождая их при этом не только от ценных, но и вообще от всех вещей.

Мерзко заскрипели механизмы закрытия грузового люка. Створки медленно начали сходиться…

В машинном отделении борьба за имущество закончилось, после появления Уриста, значительно быстрее, чем в трюме. Не мудрствуя лукаво, главный механик просто сиганул вниз на парочку дерущихся и ударом по затылку прикладом своего странноватого оружия (точным, выверенным и взвешенным ударом) успокоил коллектора. От такой немудрёной анастезии тот, не проронив ни звука, мешком рухнул на пол и затих. Оторопевший гоблин выбрался из-под обмякшего тела. Покосился на “вундервафлю”, перевел взгляд на Уриста. Снова глянул на оружие. Руки его заметно дрожали. За бортом что-то бумкнуло, а по обшивке стегануло чем-то вроде пригоршни щебня.

Добрым взлядом, вкупе с обещанием оторвать конечности, герру Шуруповерту удалось убедить так и не проронившего ни слова кочегара приступить к исполнению своих должностных обязанностей. Сам же главмех споро забрался обратно на верхний уровень и принялся за предполётную проверку. Сейчас пришло время решать — нагревать камень-летун постепенно, что долго и грозит потерями температуры пара. Или немного подождать и дать по камню сразу мощным “зарядом”, что, в свою очередь, чревато лопнувшими магистралями, сорванными клапанами и разорванными трубами (а Урист очень гордился своим значком “Ни одного разрыва до 26 апреля”). Зато взлёт будет скорым, быстрым, наверняка очень весёлым. И, скорее всего, не обойдётся без жертв.

Крепко задумавшийся главмех так и не заметил, как в его царство пара и шестерён проникла гибкая и лёгкая девчушка. Ловко проскочила она за его спиной и затихарилась за мешками с углём, что выдавло огромный опыт как в проскакивании за спинами, так и в прятках в мешках. Лишь глазёнки хлопали в темноте, Белка ничем не выдавала своего присутствия…

А у кормового орудия проходил тем временем экспресс мастер-класс “Слухайт-Сюда-Песрукхий-Самоупийца-Показвайт-Паслетний-Рас!”. Прославленный во многих, хотя и засекреченных, боях ветеран-канонир показывал как зарядить пушку быстро и безболезненно. Бросив быстрый взгляд из-под кустистых бровей на пирс, Оин разглядел, сквозь клубы дыма, что повозки, замеченные ранее, остановились и из них выбирается явно недружелюбно настроенная группа. Точнее, три группы. И мнится, что в руках у них ну никак не мётлы.

И тут из капитанской каюты раздался вопль…

За пару минут до этого доктор Стодж вспотел. На тяжелом письменном столе, с которого широким жестом на пол было сметено всё от антикварного глобуса через бортовой журнал и до массивной латунной чернильницы, доходил капитан. Секунды, потраченные на добывание перевязочного материала из постельного белья, утекли из тела мистера Виуса ещё полулитром крови. Разрезав припитанные тёмной кровью жилет и рубаху в районе дырки от непредусмотрительно вынутого кинжала, Хамиш повторно осмотрел и ощупал рану и отчетливо почувствовал как начал впадать в отчаяние. Печень пробита, кровь всё больше льёт не наружу, а внутрь. И это не считая сепсиса, который как пить дать начнётся, если капитан чудом не отдаст концы. Окрававленной рукой доктор провёл по лицу… Чудом не отдаст концы… Чудом… В голове заскрипел старческий голос профессора Оузетхёртса:

— Данные рецептуры, молодые люди, позволят тем из вас, кто сумеет-таки отвлечься от приготовления стопроцентного спирта, изготовить препараты, которые, при проникающем ранении брюшной полости, смогут не только вернуть пациента в разряд условно-живых, но и стабилизировать его в этом состоянии. И это, дорогие мои, настоящее чудо современной фармакологии…

Хамиш метнулся к саквояжу. Скользкими от крови руками схватил уцелевшие пузырьки с собственноручно приготовленными медикаментами. Спасён! А нет. Надо же их ещё и применить.

На той лекции, что так удачно вспомнил доктор, профессор очень долго и детально (и, разумеется, чрезвычайно нудно) расписывал процессы, дозировки и последствия передозировки. Из всего этого молодой студент Стодж запомнил только что-то про адские боли или типа того.

“Некогда вспоминать! Просто фигачь!” — скомандовал сам себе Хамиш и щедро влил крововосстанавливающий раствор прямо в просвет раны. Следом, зачерпнув сразу с полбанки, жирно намазал мазью Шневского. А теперь — шить!

Доктор состредоточенно искал в залитом зеленкой саквояже набор хирургических игл, когда капитан с диким рёвом резко сел на столе. Вдохнул полной грудью, снова заорал и соскочив со стола ломанулся на выход.

Страшное зрелище — слетевшая с петель дверь капитанской каюты, с дикой скоростью бегущий вопящий капитан и его стремительное падение кувырком по трапу прямо в трюм. Где он и затих. То ли сознание потерял, то ли успокоительное в мази таки начало действовать...

И всё заверте...
Все смогли оценить вражин. Ростом не мелкие, крепкие. Одеты все в тёмное или просто очень грязное, но у каждого на поясе бляха какая-то закреплена.
И у всех одинаковая.

Правый борт.
Оин и Хамиш.


Затрещщали, заскрипели страшно жилы кондомуса фруктового (из которых, как известно, гномы делают жгуты для РПГ — Рогаток Противопехотных Гномских), когда Оин аж до уха натянул кошель с вложенным свинцовым шариком. Шаг противника, упреждение, ненужная в данный момент поправка на ветер и просто необходимая поправка на трезвость. Бритая черепушка врага совмещена с горизонталью между рогов и вертикалью рукояти. ТОНН-НГ!.. Снаряд со свистом вырвался из железного зажима пальцев канонира, направляясь прямиком в лоб цели. Звук, будто в колоду дубовую выстрел попал. Хрустнуло что-то громко. Из ушей бандита, кажется, даже вылетело что-то в разные стороны. Взмахнул он паклями как молельщики-ваххабиты и перевалился через борт. Секундой позже хрустнул со смаком где-то внизу.

В этот момент — как раз герр Вухенбахен следующую пулю из кошеля потянул — из под локтя дворфа вперёд метнулся смелый (или безбашенный, кому как) эскулап. К саквояжу бросился, на мозгах убитого капитаном вражины юзом с метр проехал. Схватил сокровище свое, раскрыл тут же и с увлеченностью подростка первый раз журнал с картинками пошлыми увидавшего давай рассматривать что там, да рукой шарить, перебирать что-то.

Разбилось в саквояже немногое. Но важное. Поллитровая банка спирта больше никогда не согреет пусть даже самим фактом своего существования.
Ну и там, зелёнки пузырёк разлетелся и пара склянок с пока не изученными Хамишем самодельными препаратами.

Над палубой начал растекаться запах этанола...

А канонир начал разворачиваться на левый борт, так как по правому все враги были сметены его метким огнем. Пусть врагов и оставался только один.
Цель прикрыли спины, а стрелять, насквозь прошибая своих, Оин хоть и мог, но очень не любил.

И доктор и канонир в эти мгновения затишья смогли бросить быстрый взгляд на док. Праздного народу стало сильно меньше, зато прибавилось странного вида типчиков. И, что характерно, практически у всех бляхи на поясах-ремнях поблескивают.

Левый борт.
Капитан, Эмели, Сарлос, Урист.

Меткий выстрел капитана оставил по левому борту аж вдвое меньше недругов, поэтому (не ища легкой победы, а токмо славы воинской алкая) попёр он на парочку, что у правого борта и сходен терлись. Те навстречу метнулись. Сошлись клинок и дубинки в стремительном танце. И клинок, как и подобает оружию дворянскому супротив дубины-деревеньщины, танцевал сильно лучше. Только недолго. Первыми выпадами кэп заставил противников отступить от сходен — как раз только заступивший на должность старпом речь ярую толкала. И вот бы развить успех да заколоть гадов, но метко брошеный кинжал немного изменил сценарий...

Не успели слова Эмели достигнуть межушного ганглия истуканов-матросов, как она равнула на подмогу Виусу. Отставая на полшага, потом на шаг, потом на полтора, матерясь на дворфском, следом с колотухой в замахе топал механик. Что-то прошелестело над его головой и отправленный в полёт недрогнувшей рукой синьора Кантаны кинжал как в масло вошёл в капитана. Прям под правую лопатку.

Кэп от такой неприятности сразу сник, приуныл чего-то, нога правая подломилась (и хорошо, а то дубина как раз в висок летела). Для вражин, впрочем, ситуация если и поменялась, то в худшую сторону. На них насели двое. Веер стали в руках девушки и словно пушечные удары молота дворфа заставляли их пятится всё дальше к носу корабля. Ещё держаться, но выдохнуться - дело даже не десятка секунд.

Капитан осел, привалился к борту. Засипел, захрипел. Сарлос так и продолжал стоять с вытянутой после броска рукой.
Глянул кэп за борт, сплюнул кровью:

— Это... хррр... не воры. Коллекторы это. Уходить надо. Заводи машину. Боцман, командуй...

И снова устало к борту приник.

Пирс.
Шпинат и Белка.

Вот кто поступил умнее всех. Есть железки иль пистоли — милое дело кровь ворогам пустить. Нет при себе в боеготовности средств самозащиты — отойди и не мешай. А сбоку ещё и виднее всё, будет что рассказать потом.

Просочились за спинами своих. На пирс двинули. Скрипнули жалобно под важностью кока сходни. Белка тёзкой своею следом скользнула.
Что за дела? Мужички какие-то блатные народ с пристани и с доков выгоняют. И группками, с разных сторон к кораблю подбираются. И что-то недобро они глядят...
А ятаган, тем временем, глухим щелчком хорошо смазанного фиксатора место на протезе занял.

Схема палубы

Нет выхода. Решетка проклятая не поддаётся жалким попыткам перепуганного до чертиков кобольда.
Вон и с собратом припадок какой-то приключился — пеной исходит, колотит всего.
Запах кровищщи тошнотворный в ноздри лезет. Вопли Серого в ушах звенят до сих пор, хоть и затих тот уже.
Удушающим комом откуда-то с низу живота поднялась, накатила паника. В глазах потемнело на мгновение, дыхание перехватило...

И вспомнил маленький Глип, как наставник его, бывало, травил байки да истории поучительные рассказывал сидя у костерка походного. Как учил он, что главное для кобольда — его племя, сородичи его. И что большой почёт тем, кто до изнеможения трудится на благо стаи. И уж самое выдающиеся, что может сделать потомок Куртумлака — это погибнуть, но дать племени жить. Конечно, речь шла о работе, а не о попытке изощренного самоубийства, но охотнику мелкому эти детали показались в данный момент несущественными.

Успокоился сразу как-то. Решился.

— Тика, — просипел кобольд. — Меня когда потащат, ты дождись как я задёргаюсь и тикай...

Хихикнул нервно.

— Тика-тикай...

Сколько раз Глип на охоте да в засаде маскировался и прятался. Малость, что в камень мёртвый не превращался. Камень. Мёртвый...
Передвинулся к дверце поближе, чтобы взять его удобнее было, да и Тику хоть малость заслонить. Развалился, глаза закатил, язык набок высунул, даже шептуна пустил — чтоб, значит, запах соответствовал. Мёртвый, вроде как. Или при смерти. Вот, мол, я. Бери, живодёр.

Этот налёт на Княжескую Канцелярию должен был стать самым громким за последние, пожалуй, полтора века. И самым хорошо спланированным. Должен. Был. Быть.

– Это, – негромким сиплым голосом рассказывал ваш наниматель, маг в пятнадцатом поколении, граф Дартури, раздавая, перед тем, как отправиться на Дело, каждому небольшие амулеты в виде странных маленьких масок с фалангу большого пальца размером, на тонких металлических цепочках. – Амулеты Последний Шанс. Если всё вдруг пойдёт наперекосяк и выхода, кроме смерти, вы не увидите… Считайте – последний шанс уйти от Костлявой. Можно было бы на вас Печать Молчания поставить, но, думаю, унюхают его. Просто мысленно скомандуйте амулету “Хочу уйти” и он выдернет вас в портал, отследить который чрезвычайно сложно.

Кто может “унюхать” магическую печать граф не потрудился объяснить. Сволочь. И конечно, всё пошло наперекосяк. План налёта явно не учитывал такой уровень подготовки Канцелярии к непрошенным гостям. После сигнала сработавшей магической сигнализации в двухэтажный особняк набилось столько народу в форме, что на городском параде не увидишь. Вас гоняли по всем помещениям, вы уворачивались, выскальзывали, выпрыгивали, извивались ужом, били в ответ, но в итоге вас загнали в угол – дальнюю комнатку без окон и с одной дверью, которую из последних сил удерживал Боно.

Когда силы стали покидать здоровяка, удары в еле держащуюся на петлях дверь прекратились и в коридоре за ней послышались голоса:

– Капитан, отведите людей. Живыми брать не имеет смысла. Дартури у нас.
– Есть! Все назад! Сейчас Саваном шмальнёт!

И минуты не прошло, как дверь снова задрожала и из-под неё к вам потянулись черные, полупрозрачные то ли щупальца, то ли трепещущие от отсутствующего здесь ветра отрезы тончайшей материи. Ждать, пока они дотянутся, было глупо. Саван или Покрывало Смерти – гарантированный билет на Ту Сторону.

“Хочу уйти...”
“Хочу уйти!”
“ХОЧУ УЙТИ!!!”

И в комнатке полыхнуло, молнии выбили крошку из каменной кладки стен, но вас не задели. Вас там уже не было.


День первый. Примерно через шесть часов после перемещения.
Закатный кряж (горный массив на восточных рубежах Доступных земель)
Подземелья Хаоса

Наверное, эти амулеты неплохая вещь. Спасают жизнь, как-никак. Если б только не переместили всех пятерых прямиком в кладку горной сколопендры. Взрослые особи этой твари настолько ядовитые, что даже царапина от них (неважно в какую часть тела) смертельна. С гарантией. Содержимое же не вылупившихся яиц, а их было много, вызывает только паралич и потерю сознания. С той же, правда, гарантией.

Пробуждение было не из приятных. Дело даже не в мерзком привкусе во рту и не в чудовищной головной боли. Дело было в том, что все вы вповалку валялись на холодном каменном полу в, по всей видимости, небольшой нише. Связанные по рукам и ногам.
Из одежды осталась только штаны и легкие нижние рубахи. Ни обуви, ни ремней.

Прислонившись к углу, на выходе из ниши стоял… стражник. Невысокое, метра полтора, жилистое существо больше всего похожее на прямоходящего крокодила. Только лапы-руки-ноги имели пропорции ближе к человеческим. На щуплом тельце как на вешалке висела даже на вид хлипкая кольчужка, на поясе слева – кинжал в потрёпанных ножнах. В руках у существа было короткое копье, которое оно держало вертикально, уперев конец в пол. Стражник стоял спиной к вам и явно скучал.

Откуда-то слева, из-за стены на каменный пол перед нишей падали отсветы костра.

Поганое ощущение какой-то неправильности только начавшее зарождаться от вида насаженных на колья скелетов в процессе обследования палубы корабля-погорельца только крепло. При виде остатков бывшей команды на пушечной палубе оно окончательно оформилось в короткое, но ёмкое "пиздец", которое Рид не преминул озвучить. Достал деревяшку на шнурке, потер её пальцами, губами прикоснулся.

- И чем же они так двери-то посносили? - подразумевая вынесенные двери в постройках, но не уточняя кто эти самые "они", мотнул он головой вверх, когда до трюма добрались и с остальными встретились. Приподнял крышку рундука, заглянул. Глаза пробежались по каким-то тряпкам, кружке глиняной, шнурку какому-то. - И мачта сгорела неправильно как-то...

Отпущенная крышка грохнула. Питер перевел взгляд на остальных. Вечно блуждающая улыбочка сползла с губ. В полумраке трюма блеснули глаза, расширенные то ли от возбуждения, то ли от страха. Да, ему было сильно не по себе.

- Видали, чтоб мачта сгорела, а корабль нет? Тушить-то некому было...

Свист с палубы заставил Рида вздрогнуть, замереть на мгновение, в потолок взгляд бросить... и сорваться со всех ног к трапу, наверх. Давящее напряжение от мертвого корабля с каждым шагом-прыжком вымывалось адреналином. Мушкет мешал бежать, но бросить его не позволяла буквально вбитая боцманами привычка.

Средний военный курьер "Бурелом"

Таким этот тип кораблей задумывался.
Бурелом же лишен такого лоска, весьма потрёпан, носит следы многочисленных, правда залатанных, повреждений.







========================
Чуть более детальные планы:
========================

Причал встретил вас - улыбающуюся и довольную фрау кок и гоблина-матроса, на уже подгибающихся под тяжестью всеразличного скарба ногах - ярким послеполуденным солнцем и приятным свежим ветерком со стороны воздушного океана. Где-то на самом горизонте, над разноцветной мешаниной растёкшегося буйным хаосом разных цветов и непрерывно меняющегося тумана Дряни, виднелись несколько сероватых пятнышек - граница Крайних Островов. Где-то там, на дальней стороне этого вытянувшегося будто иссушенный скелет исполинского дракона архипелага, есть остров Табор, куда направят свои корабли выпускники Академии, проходя последний - выпускной - экзамен. Возможно, и Брунгильда побывает там в составе доблесной (сомнений в этом у неё не было ни на секунду) команды "Бурелома".

Хорхе - так представился ей первый встреченный член будущего экипажа - не сказать, чтобы очень бережно, но зато с явным облегчением, забросил свою ношу в почти новую, выкрашенную в весёленький зелёный цвет повозку, на борту которой красовалась жёлтая надпись "Герр Рентакар. Повозки в аренду". И с видимым удовольствием дал угостить себя гелетами.

- Грациас, синьора, - украшая крошками местами удивительно аккуратно заштопанную тельняшку поблагодарил гоблин. Тронул поводья и приспавший ненароком ослик потянул повозку прочь с пирса.

Ехать было не так, чтобы очень близко. Сперва выбраться из той части порта, что отведена под стоянку служебных судов - от маленьких лодчонок до длиннющих барж, стремящихся утянуть прикованные к ним дирижабли вниз, к Поверхности. Затем пробраться через район Кингс Кросс - исполинскую расчёску причалов военных и гражданских крупнотоннажных судов, многие из которых имели такое же отношение к Академии, как пудовая гиря к полёту. Т. е. очень относительное. Там нужно было не заблудиться и умело обогнуть "Королевские пристани" - центральную часть, к которой приставали только правительственные и посольские суда и въезд, вход, влёт и вполз на которую возможен только по пропускам. Только два дня в году эта обрывающаяся в пропасть площадь была открыта для посещения практически всем - дни старта и прибытия с финального экзамена Академии. Ну а потом уже совсем немного - пара километров однообразных ремонтных доков, пакгаузов и служебных строений (часть из которых имела в своих подвалах неплохие, плохие и, иногда, просто ужастные трактирчики) и вот вы в Коммондоке - части порта, которую делили корабли Академии и гражданские суда. Коммондок в свою очередь плавно перетекал в крупнейший в этой части Невросоюза порт, по названию острова неазмысловато именуемый Понтиаком.

Собственно, по причине довольно долгого пути и явного нежелания ослика тянуть повозку быстрее, чем пешеход (длинноухий мерзавец наверняка был в сговоре с хозяином транспортного средства сдаваемого по времени, но не менее, чем на два часа), у Брунгильды появилась отличная возможность расспросить о месте будущей службы и о капитане. Хорхе оказался весьма разговорчивым малым, хотя надо признать, что во владении Общим языком у него были явные проблемы. С хрустом уминая галеты - отрадно смотреть на сие признание кулинарного таланта - он рассказал, что "Бурелом" - это средний курьер под началом славного капитана Стокера - "Эль Руджо Урсо", как называют его выжившие гоблины-матросы. Почему "выжившие"? Потому что большая часть команды погибла при - дальше последовала длиннющая тирада на частью гоблинском, частью гоблинском матерном, из которой Брунгильда в общих чертах уяснила, что в крайнем походе курьер попал в какую-то передрягу и... Собственно, это всё, что удалось понять. Факт в том, что от команды в результате отсталось чуть меньше половины. Сильно раненый капитан довёл-таки "Бурелом" до Понтиака, помощника капитана и судововго врача отмыли от "ля сангре ун мучос агаллас" - видимо чего-то неприятного - и сдали в дурдом. "Ун Гранде Бабахос" и двух "камарадес" Хорхе тоже отмыли от этого же и сдали в морг. А "кочиньеро", механик и еще один теперь уже "энэмиго" дали дёру и их теперь повесят. Если найдут.

- А Хорхе найдёт, синьора... Сегуро найдёт, - и он расплылся в очаровательной зубастой улыбке. И, кажется, один из зубов об галету он всё же сломал. - Почти добрались...

Год 268 от БП, 9 марта, 07.46
Невросоюз, о. Понтиак, апарт-отель “Рэдис и сын”, новое крыло,
помещение, некогда бывшее апартаментами №21, второй этаж и налево

Посреди царившего в гостиной хаоса непринужденно сочетавшего в себе перевернутую, местами сломаную и подгоревшую мебель, россыпь пустых бутылок разного калибра, остатки трапезы и забывшихся крепким сном вдрабадан пьяных праведников вчерашних кутил стоял лейтенант райотдела жандармерии. Позди него в пустом дверном проеме (выломанная жандармами дверь с кривовато нацарапанной с внутренней стороны мишенью и дырками от пуль была аккуратно уложена в коридоре) столпились пара его подчиненных, бледный портье с отвисшей челюстью, щуплый манерный мужчинка (судя по одежде торговец с улицы Мод) и зеваки - куда ж без них. Лейтенант стоял долго, хмурил брови, шевелил усами и медленно осматривал поле вчерашней брани с зеленым змием, в которой, как впрочем и всегда, победа осталась за рептилией. Погулять с размахом он и сам любил, но до такого уровня он даже в молодые годы дотянуть бы не смог. Курсанты-авиаторы - одно слово.

- Н-нда… Будем оформлять, - выдохнул он присаживаясь на вроде бы чистую часть дивана, у которого по непонятной трезвому человеку логике были отломаны резные ножки, а сам диван покоился на опрокинутом дверцами вниз шкафе. В тишине громко скрипнули пружины и клацнули зубы наконец подобравшего челюсть служащего отеля. Двое жандармов чином попроще рискнули войти. Прохрустев каблуками сапог по каким-то осколкам, один начал возиться с фотокоробом, другой достал блокнот и карандаш и в растерянности огляделся.

- Самое сложное - это начать, да… - пробормотал лейтенант. Кивнул на дверной проем с потихоньку розовеющим порьте. - Пиши вот прям от двери и по часовой. Всё, что видишь, то и пиши… А?.. Ладно, тогда записывай за мной…

Он с видимой неохотой поднялся с дивана-инвалида и, указывая то на один предмет, то на другой, начал монотонно надиктовывать:

- Пиши. Такого-то числа… Место-время, короче, запиши. Наряд в составе… Тут перечисли. Прибыл на подмогу двум нарядам… Вон, старшой под столом спит - перепиши номер жетона. Что “где второй”? Его голым на улице уже поймали. Да-альше… Дверь со следами пулевых отверстий была заперта… Не. Зачеркни. Пиши - было обнаружено, что входная дверь со следами пулевых отверстий выломана…


***


Сквозь пелену сна и глухой занавес головной боли, сквозь скрежетание воздуха по иссушеной гортани и барабаны пульса в висках, откуда-то издалека, из другой реальности доносятся звуки… Звуки постепенно даже складываются в слова…

- Точно вам говорю, господин лейте… капитан… лейтенант, они у меня вчера три… нет, четыре… четыре с половиной триалона занимать пришли. Сказали, что это необходимое зло...

- Вы знакомы с ними чтоли?

- Нее… Я вообще не знаю с чего они взяли, что “торговля боа прибыльное дельце”...

- Тааак… Вы хоть имена кого-нибудь из них знаете, господин Леркинс?

- Одного точно помню… Эм… Господин-будущий-каперанг-Вилка-сэр. Он меня три раза на дуэль звал. Сказал, если я его, то есть господинабудущегокаперангаВилкасэр еще раз как-нибудь по-другому назову он меня пристрелит как собаку и вообще пошел я вон щенок.

- Этот?

- Не, это же из ваших, только в платье женском… А с ними в первый раз жандармов не было…

- Что значит в первый раз?! Из каких “наших”?! Я всякому торгашу пёрышками не позволю на честных жандармов наговаривать!!!

- Ааа-ай!!! Не надо! Осторожней, прошу вас! У меня трещины в ребре и в психике! Меня дворф обнял и заснул. А они смеялись, что он должен после этого жениться. А дворф не спал!

- Тьфу, твою мать… Развели тут гомосятину…

- Вот он также сказал! А, а потом мной в других бросил… Вот!!! Вот этот! А вот этот мне всё обещал какой-то сфинкер на какой-то булбусакули натянуть.

- Ясно всё… Сержант, пошли вестового в Академию, мать его, Юпа. Пусть своих комендачей присылают...


***


Год 268 от БП, 9 апреля, немного до полудня.
Невросоюз, о. Понтиак, Академия Воздухоплавания им. Юпа,
кабинет 3-го секретаря заместителя ректора по учебной работе.

Господин третий секретарь с видом и одышкой человека только что разгрузившего баржу со щебнем, тяжело плюхнулся в жалобно скрипнувшее под его почти полутора центнерами кресло. Шумно выдохнул. Вытер испарину. Хотя видом этот, весьма, как он утверждал, “упитанный”, человек обычно напоминал вполне довольного жизнью бегемота, на котором небесталанный любитель бодиарта нарисовал форму офицера АВиЮ, сейчас его роднило с этим представителем фауны только желание пожирать чужих детей. И то, что ближайшие к нему дети - это вы (а для него любой моложе тридцатипяти или весом меньше ста - всё равно, что ребёнок) - так вот это ничуть не добавляло и без того тяжёлому утру шансов хоть как-то стать лучше.

Весеннее солнце жарило сквозь плотно закрытые рамы, превращая немаленького размера комнату в неменьшего размера теплицу со всеми шансами в ближайшие полчаса превратиться в духовку. От жажды уже сводило челюсти. Спать хотелось не меньше, чем пить. Секретарь потел. Вы - уже не могли.

На обитом зелёным сукном тяжёлом столе (в этом кабинете всё, начиная от владельца, заканчивая пепельницей и повисшим молчанием, было куда как тяжёлым) помимо прочих нужных и не очень предметов, лежала пачка свежих газет, какие-то бумажные конверты с прямоугольными печатями жандармерии и знакомые вам с первых залётов пухлые папки с вашими личными делами. Он не спеша перебирал все эти документы, часть прочитывал, часть сразу откладывал в сторону, хмурился. В нарушаемой только шуршанием бумаги тишине медленно, с достоинством восьмимоторного цеппелина класса Левиафан, прогудела жирная - тяжёлая, ясен пень, - муха. И так же солидно стала биться в стекло.

После томительной четверти часа молчаливого чтения господин секретарь Нильс Фюрст соизволил обратить на вас, выстроившихся перед его столом, внимание. Он глянул на всех по очереди и произнёс на удивление тонким, почти без тени угрозы, голосом:

- Признаться, господа курсанты, вы смогли в некотором роде удивить меня, - он взял одну из газет, чуть прищурился, читая. - “Группа неизвестных под покровом ночи атаковала общественный зоосад”… Тут пропустим… А! Вот. “...с криками “Свободу кораблям пустыни” они выпустили семейство Рафинадских двугорбов из вольера”. Дальше ещё про слона… Полюбопытствуйте на досуге.

Фюрст небрежно бросил газету на стол. Переложил пару листов, вытащил конверт с печатью жандармерии, достал из него Явно Официальный Документ. Глянул внимательно на Рожжера, чуть не улыбнулся, нет. Оскалился. И покачал головой:

- Так-так-так… “Сим уведомляем”... Ага… Ну, это понятно… А вот и суть… “В ночь с восьмого на девятое апреля сего года, около четверти третьего... Организованная группа, предположительно курсантов АВиЮ, под командованием курсанта Р. Вилка, ворвалась на празднование йельфского Дня Спасибо с криками “На абордаж!” и “Пленных не брать!”, причинив финансовый и моральный ущерб...” Это пропустим… “Один из нападавших несколько раз выстрелил в религиозный символ праздника (фигура белого волка из папье-маше)”... “... после чего, курсант Р. Вилка предлагал стреляться любому и после того, как никто из гостей не согласился, отдал приказ “брать только снаряды”... “Итого 3 (три) ящика шампанского...” - он оторвался от, судя по всему, рапорта и глянул на Рожжера. - Так значит вы, курсант Вилка, приняли на себя командование хм… группой? Любопытно…

Секретарь попытался было подняться из кресла, но после двух безуспешных попыток, бросил эту идею. Вздохнул. Из выдвижного ящика достал какой-то сложеный вчетверо и чем-то заляпаный листок. Покачивая им он продолжил. Голос его вдруг стал жестким и очень сухим:

- Вот, господа курсанты, что не даёт мне прямо сейчас с позором выгнать вас всех из Академии. Вот ваш шанс не только остаться в стенах этого заведения, но даже, - он скривился. - Даже сдать выпускной экзамен.

Он бросил листок обратно в ящик стола.

- Согласно правилам я обязан спросить каждого из вас… уфф… - секретарь чуть отклонился и будто вгляделся в потолок читая там страницы из Устава. - Готовы ли вы честным трудом искупить свою вину... И восстановить урон, нанесённый вашими выходками, репутации Академии?…

Затем как-то гаденько улыбнулся:

- А вот про сам “труд” я вам рассказывать не обязан...

Чем больше Джей Ди присматривался к их провожатому, чем больше миль разделяло их крохотный караван и тесный, пропахший потом и кирзой, Нью-Таунвилль, тем больше индеец проникался уважением к Томасу Муру. Без лишних движений, без лишних слов. Всё только по делу. Обустройство ночлега, ужин, распределение дежурств и утренний разговор — чётко, конкретно, предельно понятно.

Соглашаться или нет — такой вопрос даже не возник в голове Гаскинса. Деньги — это раз. Шестнадцать сотых от продажи довоенных штуковин должно быть немало. Не считая того, что из вещей можно оставить себе (Самозарядный карабин на привратном рынке никак не шёл из головы). Опыт — это два. Знания, полученные от Мура (если не зевать и запоминать всё, что и как он делает), ни за какие крышки не купишь. И, возможно, самое главное — знания. В таких вот заброшенных (как Мур их назвал?) "лабраториях", на военных базах, в Убежищах должно было остаться много, очень много и книг, и карт и схем с чертежами...

Гекко слушал Мура, попыхивал небольшой трубкой и время от времени поглядывал на компаньонов — как реагируют? Когда тот закончил, кивнул:

– Я — за. Есть только два вопроса. Первый — почему хотя бы один должен быть индейцем? – и Джей Ди кивнул на ружьё, лежащее на согнутой руке. – И второй. Заряжать пули или дробь?

Вооружение команды:
(Отдельное спасибо victorprice, за название пистоля. Прэлэстно!)

Капитан Нова
- Шпага капитанская 1 шт.
- Кортик офицерский 1 шт.
- Пистоль ПАФ-45ДМММ 1 шт.
- "Снежок" 1 шт.

Старпом Рожжер Вилка
- Абордажная сабля старпома 1 шт.
- Кортик офицерский 1 шт.
- Наградной револьвер "За отличие в боевой подготовке" 1 шт.

Канонир герр Оин Вухенбах
- Тяжёлое копье "Трубочист" 1 шт.
- Кортик офицерский 1 шт.
- Рогатка боевая "Тополь-М" 1 шт.

Главный механик герр Робрин
- Индивидуальный молот боевой асимметричный "ИМБА-2" 1 шт.
- Кортик офицерский 1 шт.
- Личный мушкет 1 шт.

Зам. главмеха старший матрос Хан
- Дубина матросская боевая "ДМБ-98" 1 шт.
- Самодельная ручная мортира НВТО-0.1а 1 шт.
- Гранаты осколочные, самодельные 10 шт.

Старший матрос Шило
- Дубина матросская боевая "ДМБ-98" 1 шт.
- Мачете "Дель Дьябло Дента" 1 шт.
- Шар стальной на шнуре "Йо-Йо" 1 шт.
- Пистоль ПАФ-45ДМММ 1 шт.
- Мушкет МАФ-3М 1 шт.

Судовой врач Тавиш Уайльдмэн
- Хирургическая ампутационная пила "Боевая Подруга" 1 шт.
- Пистоль ПАФ-45ДМММ 1 шт.

Кок Джамилия Кэт
- Черпак поварской, тяжёлый 1 шт.
- Ножи. Много ножей...

Судовой плотник М.-С. Арт
- Топор плотницкий 1 шт.
- Мушкет МАФ-3М 1 шт.

Матросы Сера, Селитра, Уголь, Уно, Дос, Трес, Мигель, Ромул, мнэ... Эй-Ты!
- Дубина матросская боевая "ДМБ-98" 1 шт. (9 шт.)
или
- Сабля абордажная 1 шт. (8 шт.)

- Пистоль ПАФ-45ДМММ 1 шт. (5 шт.)
- Мушкет МАФ-3М 1 шт. (9 шт.)

Арсенал
Мушкеты 2 шт.
Пистоли 0 шт.
Абордажные сабли 0 шт.
Кинжалы 12 шт.
Ножи навалом

Казалось бы на палубе “Ловца ветра” до текущего момента царила знатная движуха - надрывал голос старпом, матросы носились туда-сюда, судовой врач то появлялся, то исчезал в трюме, орущей слабослышащей глыбой шествовал и докладывал герр Вухенбах - и большей скорости добиться было невозможно. Так подумал бы любой “краб мазутный”, не знающий волшебного слова “аврал”.

- АВРА-ААЛ!!! - гаркнул второй офицер на корабле после капитана и, если верить Уставу, третий после бога, немного оглушив даже канонира, что, признаться, было непросто.

И скорость броуновского движения команды на корабле возросла мало, что не вдвое. Шило носился по палубе, мачтам, реям и вообще по всему кораблю так, что движения его ног сливались в размазанное пятно. При всём этом он кричал и матерился на goblinol, плевался и раздавал тумаки соплеменникам направо и налево. Судовой плотник непонятным образом появлялся то тут, то там, что-то подвязывая, подколачивая или подавая более расторопным, чем старый хоббитс, матросам. Работа кипела. Да что там! Работа достигла состояния плазмы, если вы понимаете о чём я. Я - не понимаю.

Машинное отделение бурлило от активности не меньше. Робрин, имевший свей первоначальной целью хотя бы просто подкрутить крепления паровых труб, увлёкся и перебрал уже большую часть трубопровода. Он подтягивал одно из креплений и уже думал переходить к последней - четвёртой трубе, когда в машинное отделение, прогрохотав ботами по трём ступенькам трапа, ввалились Ромул и этот... Эй-ты, направляемые криками Хана. По-отечески громкими и, естественно, ласковыми.

- Переоденусь и вернусь через н-цать секунд! Чтоб работа кипела, когда вернусь! Дос вердес идио... мучачос!!!

Дружно гаркнув в ответ что-то вроде “компрендо, че гранде матросо” или ещё какую-то белиберду, они схватили металлические щетки и поочерёдно нырнули в недра топки. Как они там поместились - загадка, но через мгновение оттуда донёсся звук шарканья металла о нагар. И песня. Протяжная и жалостливая. Что-то про море и смерть, судя по обрывкам строчек, что услышал Робрин.

Не прошло и пары минут, как в помещение прошествовал - иначе и не сказать - главный канонир “Ловца”. Оценив обстановку прищуреным намётанным глазом, Оин взялся за котёл, перед этим зашвырнув в топку банку какой-то химикалии - видать для очистки пушек. Ещё полминуты спустя к нему присоединился преобразившийся Хан. Теперь на нём красовались кожаные потёртые куртка и штаны; разношеные точно по ноге, обрезаные по щиколотку кирзовые сапоги; выкрашенная в ярко-оранжевый цвет каска с какими-то линзами и “пилотские” очки. На поясе был застёгнутый на все три пряжки пояс “Счастье Мехаманьяка”, увешанный всевозможными инструментами и Нужными Вещами.

В машинном отделении теперь царил гул, шарканье, стук и ругань на трёх языках. Не хуже, чем на палубе.

Джамилия Кэт, только-только начавшая растапливать произведение хоббитского печестроительного гения и планировать обед с некоторой долей ужаса наблюдала как мимо её вотчины с шумом и грохотом туда-сюда носились дворфы, гоблины и люди. Даже хоббитс заскочил, вынырнув из тёмного угла с охапкой щепок и каких-то досочек - для печки видать. Улыбнулся, бросил деревяшки и юркнул куда-то. Чуткий слух корабельного кока улавливал и кипишь на палубе, и кипящую работу в Машинном.

На палубе тем временем Тавиш пытался не стать жертвой удара доской, удушения верёвкой (вынырнувший из-под локтя Арти поправил мысли врача, указав, что правильно говорить “конец” или “линь”) или падения с высоты борта на плац от случайного толчка. Поэтому лучше (и безопаснее, что немаловажно) места, чем на носу - рядом со старпомом - он не придумал.

Такое рвение радует любого командира. Вот и Рожжер, наблюдая с бака возросшую активность команды, улыбнулся во все тридцать-два и подмигнул стоящему рядом доктору кивая на палубу, мол, “каковы молодцы, а?”.

Квартердек почти на треть был занят нежащимся на солнце зверем. Вывалив алый язык и периодически утробно порыкивая, он переворачивался с одного бока на другой подставляя ярким лучам полуденного светила белоснежную шкуру. Нова любовалась питомцем, но не забывала поглядывать и на приготовления к отправке. Очевидно, что десять минут для отправки мало. Но быстрее работать, кажется невозможно. Команда старпома показала, что возможно. И значительно.

***

Прошло двадцать три с половиной минуты из отведённых капитаном десяти, как в утробе машинного отделения что-то заскрежетало, ухнуло и грохнул оглушительный хлопок из всех(!) четырёх выхлопных труб на корме. Чёрное облако дыма поднялось, огибая снизу квартердек. Через минуту, после стихшего звона в ушах стало возможным расслышать шум нагревающегося котла. Из трюма показался герр Вухенбах с ног до головы вымазаный чем-то чёрным с дымящейся бородой и шальным взглядом. Это была непосредственно его идея добавить немного пороха в топку “и шшахнуть!” Риск был велик, но расчёт - верен. Остальная команда машинистов в это время уже во всю топила топку, коптила котел и грела камень-летун. Палуба дёрнулась и “Ловец ветра” на пару пальцев оторвался от опор.

От этого небольшого толчка, как груши с дерева сбитые нехитрыми телодвижениями, с рей посыпались вусмерть уставшие, но довольные матросы. Шило, естественно, шлёпнулся первым, тут же вскочил и выпячивая тяжело ходящую грудь отрапортовался бессвязной тарабарщиной в том смысле, что сделали, что могли. То есть всё.

Рядом с Рожжером рухнул посыльный матрос Дос. Весь в стружке и каких-то нитках он поднялся на дрожащих ногах, улыбнулся и козырнул. Последнее движение, видимо лишило его остатков сил и он медленно осел на палубу.

Тем временем гномский летучий “утюг” поднялся уже метра на два, когда что-то у них пошло не так. Дым из труб начал прерываться, корабль накренился, что-то заскрежетало так, что отчётливо было слышно даже на “Ловце ветра”, сводя мышцы и вызывая зубную боль. Каков был звук на “утюге” - страшно было представить. У стоящих дальше кораблей тоже не всё было ладно. Три до сих пор не справились даже с погрузкой, два стояли без движения и непохоже, что собирались двигаться в ближайшее время. Еще один потихоньку горел, а тот, что стоял посередине плаца и вовсе взорвался разбрасывая горящие щепки и не меньше горящую команду.

Через плац к “Ловцу ветра” нёсся верховой в форме Академии крича “Взлёт! Взлёт! Улетайте!!!” и размахивая кожаной фельдегерской сумкой для важных писем и донесений. Когда единственный оставшийся на ходу корабль Академии - ваш - поднялся уже примерно на метр, он доскакал до вас и с хриплым криком “Срочно, офицеру-наставнику!” раскрутил и забросил на борт свою ношу.

Офицеру-наставнику? На борту есть офицер-наставник? Команда переглянулась. Взёт продолжался.

Офицера-наставника минуты за полторы до появления вестового нашла мисс Кэт. Плотно утрамбованным в одну из небольших бочек, где должна была храниться солонина. Тот не дышал и, консультации Уайлдмена тут даже не требовалось, был очевидно мертв. Даже пованивал слегка.

С этой новостью корабельный кок и выскочила на палубу, чуть не получив по голове прилетевшей сумкой посыльного. Тот же продолжал орать:

- Йельфы - не йельфы! Теракт!!! Украли! Догнать!

Что ещё он пытался кричать было уже непонятно ибо голос он сорвал напрочь.

А корабль уже в полный рост набирал высоту, пока в холостую, но заработали двигатели.
Счастливого пути!

Год 268 от БП, 18 мая, 11.46 утра.
Невросоюз, о. Понтиак, Академия Воздухоплавания им. Юпа, Корабельный плац.

Май (или “мэй”, если йельфийский вам больше по душе) в этом году выдался тёплым. Солнце жарило так, что учиться и сдавать финальные экзамены небыло решительно никакого желания. В немалой степени этому способствовала и новая мода на мини-юбки - детище утончённых жителей острова Жюль. Как это часто бывает, народ увлёкся и в последнее время мини-юбку от широкого пояса отличить было сложно. Пожилые матроны плевались, мол, позорище-стыдоба, а молодежь - пофиг-пляшем - ходит, демонстрируя всё больше и больше. Или меньше и меньше? В общем, как бы то ни было, а письменные-устные экзамены позади. Курсантов ждёт последний, практический экзамен.

На самой границе Понтиака - одного из крупнейших островов Невросоюза, вдоль обрыва раскинулась огромная мощёная брусчаткой площадь - Корабельный плац Академии Воздухоплавания. На нём сейчас расположились в ряд с десяток разномастных летучих кораблей. Котлы и двигатели заглушены, камни-летуны остывшими кусками гранита дожидаются работы в их недрах. Перед каждым кораблём, согласно результатам проведённой в начале весны жеребьёвки, выстроились приписанные к ним курсанты. Сильно выделялись на фоне остальных два корабля со своими командами - “целевики”. Соединённые Острова Лимерики и Государства Кайзер оплачивали обучение своих команд и предоставляли им корабли за государственный счёт. Лимериканский фрегат - изящный и каждым изгибом корпуса завораживающий взгляд - красовался необычной молочно-белой краской бортов. Темно-серая аскетичная надпись гласила, что он лаконично называется “iShip”. Кайзеровский корабль являл собой полную противоположность Лимериканскому. Больше всего похожий на огромный утюг, усеянный башенками, надстройками, трубами и, как и почти любое изделие дворфов, щадро усыпанный заклёпками. Название прочитать небыло решительно никакой возможности - “буквы” из полированной латуни спетались в совершенно нечитабельную мешанину.

Между двумя этими образчиками импортной техники на стандартных деревянных треногах, что используются при длительной стоянке летучих кораблей, расположился уже не новый, но всё ещё крепкий и ходкий один из фрегатов Академии - “Ловец ветра”. Ладно пригнанные доски корпуса почти полностью скрывались прижатыми сейчас к бортам боковыми парусами-плавниками. На двух мачтах паруса ткаже были прибраны. Ближе к корме из корпуса торчали, чуть скошенные назад, толстые металлические штанги с раскрывающимися пропеллерами. Под кормовой надстройкой виднелись несколько труб и, как и все паруса и винты, сейчас сложенный большой рулевой “плавник”. С фальшборта были скинуты две верёвочных лестницы - ближе к носу и корме, а между ними, почти посередине корпуса, виднелась поднятая лебёдка - мини-подъёмник.

Перед “Ловцом ветра”, спиной к нему, выстроилась его команда - бравые выпускники АВиЮ и пара-тройка гражданских специалистов. Первым стоял капитан. Стояла капитан. Да... Ещё пару десятков лет назад любого хоть как-то относящегося к летучим кораблям человека удар бы хватил даже просто от наличия на борту ба... женщины. А теперь - поди ж ты... Не иначе с Лимерики мода. Так вот. Стояла капитан (до кучи ещё и йельфка) не одна, а, как и было заведено ещё до БП, со своим питомцем. У кого-то это были попугаи, кто-то расхаживал с крысой или кошкой на плече. Некоторые заводили огромных тараканов, правда мода на них не прижилась - шибко мерзко. Нынешний капитан “Ловца ветра” переплюнула, пожалуй всех - рядом с ней лежал огромный белый волк. Или волкомедведь, или медведеволк, или что там в этой загадочной Туссии еще водиться. Лежал мирно, вроде дремал, но даже из далека впечатлял своими размерами - никак не меньше пони. А то и поболе... Рядом с этим зверем капитан Нова (так как правильно выговорить её йельфийское имя было сложно даже преподавателю этого языка) выглядела... хрупкой. Невысокая, тонкая, вся какая-то светлая, мало что не сияет на солнце. Длинные белоснежные волосы, острые ушки, милое личико. Йельфийка, что сказать.

В двух шагах позади капитана в четыре шеренги выстроилась команда. Каждую шеренгу, кроме четвёртой - “гражданской”, возглавлял офицер. Первым (после капитана, естественно) на корабле из офицеров был старпом. Высокий, подтянутый, пышущий здоровьем, азартом и эдакой гусарской бесшабашностью Рожжер Вилка. Волосы цвета воронова крыла под парадной белоснежной фуражкой уложены, такие же чернющщие усы напомажены и залихватски загнуты вверх. На таких же белоснежных, как и фуражка, парадных кителе и брюках - золотое шитьё по канту и ни одного пятнышка. Портупея и высокие сапоги со шпорами блестят - аж глаз режет. Короткая абордажная сабля под правую руку, только что выданный офицерский кортик под левую. Гордо поднятый подбородок, прямая спина - загляденье! Хоть сейчас на пропагандистский плакат.

За старпомом (на его фоне куда как менее эффектно) расположилась палубная ватага матросов. Возглавлял её небезызвестный в Академии Шило - непоседа даже по гоблинским меркам. Ему, как старшему в ватаге, разрешалось носить аж два оружия, чем он, естественно, и пользовался - на широких ремнях за спиной виднелись рукояти уставной дубинки и совершенно неуставного мачете. За исключением мачете и серьги в ухе, можно сказать парадную форму одежды Шило соблюл. Начищенные ботинки, тёмно-синие брюки и китель, гюйс и белая бескозырка. Стоящие за ним три брата (Уно, Дос и Трес) - остальной состав палубной ватаги, выглядели точно так же. Разве что ни мачете, ни лычек старшего матроса на плечах, ни бесовского огонька в глазах не имели. Ну и не лыбились так, что у соседней команды йельфов уже несварение началось.

Вторую шеренгу возглавлял корабельный механик - Робрин из дворфов. Ростом он не доставал старпому до плеча, что, впрочем, никого (и его самого в первую очередь) не волновало. Он сверкал глазами из под нахмуренных бровей и нет-нет, да вполголоса ругался в рыжую, заплетённую косичками бороду. Терпеть он не мог форму и парадную в особенности. Немного скрашивало торчание на солнцепёке осознание того, что вот-вот он отправиться к своим механизмам и, что о-очень немаловажно, к мастерски припрятаному в личных вещах бочонку пива.

За Робрином мялась ватага матросов-машинистов с Ханом во главе. Он тоже был явно не в духе - без своего любимого Пояса Мехаманьяка, без своей любимой каски и любимых - почти несгораемых - проверено! - куртки и штанов и, самое главное, без возможности что-нибудь СЖЕЧЬ! Или хотя бы слегко подпалить. Изредка косясь на младшего братца, он медленно плавился от жары и безделья. За Ханом сопели еще трое гоблинов - Мигель, Ромул и Гваздархарт-Кронч-Базук, которого все называли просто - Эй-ты!

Во главе третьей шеренги каменным изваянием застыл - дремал наверное до поры - Оин Вухенбах. Отличник канонирского дела, собственно главным канониром он и был. Из под офицерской фуражки торчала копна седых волос, также до времени поседевшая борода заплетена была на дворфский манер в две косицы, которые толи по задумке, то ли от постоянных близких вспышек пороха забавно загибались вверх. Вместо офицерского кортика на начищенной портупее болтался слуховой рожок. Его ватага в составе гоблинов-матросов Серы, Угля и Селитры ничем особоым не выделялась. За исключением, может быть имён, но их никто не знал и называли гоблинов также, как их звал Оин.

Четвёртая шеренга состояла из “гражданских”. Первым стоял корабельный кок. Как и в случае с капитаном, необходмо поправиться - стояла. Поскольку место кока на “Ловце” занимала миниатюрная - ниже даже дворфов - девушка - Джамилия Кэт. Хрупкая и очень миловидная, в своей белой поварской блузе и бандане похожая на уменьшеную копию офицеров. Даже высокие ботфорты на ножках обтянутых тканью чёрных брюк выглядели будто флотские. За спиной Джамилии возвышался Тавиш Уайлдмэн - судовой врач. Высокий, немного грузный, он сильно выделялся на фоне остальных своим явно гражданским видом - ухоженый, немного старомодный костюм-тройка, цепочка золотых часов на животе, кепка-таблетка из такого же как и костюм материала. На плече сидел, вцепившись в ткань пиджака миниатюрный паучок размером с небольшое яблоко, ярко блестя начищенной латунью боков. Последним из гражданских был судовой плотник по имени Мериадок-Стюарт Арт, но все его звали Дядюшка Арти. Ему небыло нужды ни сдавать экзамен, ни зарабатывать, ни получать сертификат о прохождении службы. Он просто был пожизненно приписан к “Ловцу Ветра”. Одетый в старый засаленный комбинезон непонятного серо-бурого цвета и штопаную-перештопаную кепку, с лицом похожим на сморщенное старое яблоко, этот старый хоббитс нередко развлекал слушателей своими байками.

Позади команды неровной кучей был свален багаж и груз. Тут и саквояж доктора и разнокалиберные мешки гоблинов-матросов и офицерские чемоданы, а также коробочки, коробки, тюки и бочонки, ящики и даже шляпная коробка. Размера эта куча была приличного.



Со стороны центра острова на плац выходил парадным фасадом Главный корпус. Перед ним сейчас собралась немалая толпа - родственники выпускников, представители посольств других государств и просто зеваки. Все они с гордостью и радостью смотрели на выпускников, махали флажками (а некоторые барышни, кажется не совсем флажками), что-то кричали. В нескольких местах пытались играть небольшие оркестры. И тут:

- Здрр-растуйте, гс-пда кррр-рсанты!

Над огромной площадью зазвучал, многократно усиленный и чудовищно искаженный гигантским рупором, голос капитан-адмирала Нельсона - главы АВиЮ. Все притихли, кто-то упал в обморок.

- К-к вззна... те!!! На... э ока...

Из-за этого долбаного рупора слов было не разобрать. Да это и ни к чему было. Всем всё было ясно - раз в год проводится кругосветная регата на приз Конюха Фёдорова и, чтобы определить кто будет представлять Академию на этой регате, многомудрое руководство в лице Нельсона решило совместить выпускной экзамен с отборочным туром. У каждого капитана в руках был до поры запечатаный пакет с официальными бумагами и последними картами с проложенным маршрутом до острова Табор. Там на маяке нужно не только сделать отметку, но и получить один из восьми комплектов карт с маршрутом следующего этапа. Так на каждом этапе две команды будут отсеиваться. Последний этап - кто пришел первый - тот и победил. Всё просто как гоблинский университет. Вот если бы Нельсон ещё и речь сократил - было бы вообще прекрасно, но он продолжал бубнить на протяжении минут сорока. В итоге, команду к отправке все пропустили мимо ушей. Над плацем повисла неловкая пауза. Какой-то оркестрик взялся играть польку, но через пару тактов расстроился и заткнулся. Нельсон отложил рупор и по старинке гаркнул так. До курсантов донёсся старый традиционный приказ:

- ПАМАШИНААА-ААААМ!!!

Карта будет, зуб даюГеография.

С запада от Островов Цивилизации раскинулся Великий Левый Океан, с востока - Великий Правый Океан. Посередине - огромное и глубокое скопление воды, которое многие мелодично называют Море-Море-Край-Безбрежный.

Вся поверхность Землиматушки покрыта либо лесами-буреломами, либо степями-буреломами, либо просто буреломами. Ну и Дрянью щедрым слоем поверх.

Основные острова и населенные пункты:

Блуждающий остров Дерланды.
Тот самый первый заселенный хоббитсами-мичуринцами летающий остров.
Садоводческий и селекционерский рай населенный бодрячками-хоббитсами. Помимо производства лекарственных и не очень трав, они славятся тюльпанами, специями, любовью к оранжевому цвету, свободными нравами и однополыми бараками. В смысле дома у них одноэтажные все.
Главный Садовод и Почетный мичуринец - Гидиминись Таранда.
Национальный герой - Утк Иддинг. Хотя многие считают его предателем.

Остров Дуба.
Иногда называемый Остров Свободы. Населен жизнерадостными Загорелыми Гоплинами отстаявшими свою независимость от Лимерики, которая находится в пределах выстрела из тяжелой баллисты класса остров-остров.
Во главе страны стоит самый равный из всех равных, вечнозагорелый и единственный в мире бородатый гоплин Мигель Алебастро.

Группа островов Лимерика.
Со столицей в городе Ню-Орк на острове Башинг-Тон. Государство политкорректных и медленно жиреющих от безделья йельфов.
Свобода, равенство, братство и странная судебная система. Лучшие адвокаты и историки. По крайней мере, они так считают.
Недавно впервые п-Резидентом был выбран черноволосый йельф. Все ждут перемен.

где-то на севере болтаются гигантские острова - Туссия.
Никто точно не знает кто там живет. То ли суровые ви-кинги, то ли остатки торков.
По слухам государство, со столицей на острове Рупле-Фка, очень богат... всем. Еще говорят, что там каждый день - праздник.
Долгое время воевали с Лимерикой (в основном мерялись Противокорабельными И Самонаводящимися Комплексами Атаки). Причем находясь на разных концах Островов Цивилизации непонятно как и зачем. Может зря сожгли того парня, что утверждал, что Земляматушка круглая?

Остров Кайзер.
Разделенный почти пополам странной туманностью Железная Занавеска. Население - карлики-бородачи. Славится лучшим в мире и в войне пивом и колбасками. Не считая еще шнапса.

Плато Просвещения.
Не летающий остров, а одно из немногих мест твердо стоящих на земле. Плато окружено Непролазными Буреломами и Неперепрыгными Пропастями. Здесь живут Люди-В-Желтых-Простынях. Они в основном заняты медитацией и сверлением друг другу дырочек во лбу, которые они потом затыкают пробочками (иногда красят их в красный цвет).

Остров Жа-Пан.
Со столицей в городе Нокио. Крохотный кусок абсолютно голого камня. Населен забавными туристами-кибернытиками (они, когда ноют, пускают изо лба каплю. Одну). У них огромные глаза, нет носа и почти нет рта. Зато у них есть гигантский робот. Правда он не работает.

Северный остров Маляска.
Там холодно и есть золото. Но оно так глубоко, что если начать копать, можно вывалиться снизу острова. Поэтому там все просто мерзнут и ничерта не делают.

Острова Хаски.
Ненаселенные острова, на которых Гильдия Смелых Колумбов нашла много каменных глыб похожих на каменные глыбы.

Плюсом много мелочи рассыпью...

И главное: Невросоюз
Довольно большое содружество когда-то независимых островов. Столица - город-остров Нотраббер. На Понтиаке - одном из пограничных островов Невросоюза - есть Академия Воздухоплавания имени Юпа. Кто этот Юп, впрочем, не знает почти никто (за исключением, может быть, верноподданных с острова Жюль).

Остров Табор - традиционная цель выпускного экзамена в АВиЮ. Нужно дойти до него, обогнуть (сделав отметку на маяке на дальней оконечности острова) и вернуться обратно в порт. Проще простого! И чего это треть выпускников теряется в пути...

А запахов было море! И каких!

Будь Няха собакой - от впечатлений мог и лопнуть с брызгами, ведь, как говорил Всезнающий Гугля, у собаки нюх в 333 раза лучше, чем у людей. Чего уж сравнивать Адских Церберов (три головы по 333 раза - это аж 999 раз!) с нашим братом миньоном, у которых, вона чё, даже носа иногда от природы нет.

То есть море запахов было довольно мелким - примерно по щиколотку, пресным и слегка отдавало Кексом-С-Наверное-Изюмом и тухлецой.

Зато глаза у Няхи были в самый раз (лучше - только улыбка - от неё, вон, даже в обморок некоторые падают)! И пищи для этих глаз было... Хм. Тоже море. Но нормальное такое. Нечеловеческое, как и положено. Вот например, между двумя стеллажами на стене висел портрет неизвестного миньона в полный рост.

Миньон на холсте выглядел очень старым, хоть и сохранил небольшой светлый пушок волос по бокам крупной и шишковатой своей зелёной головы. Сразу под остатками шевелюры начинались длинные остроконечные уши, похожие на Няхины, только без волос и с печально опущенными кончиками. Лицо, цветом не отличающееся от макушки, больше всего походило на чудной фрукт. Старый изверг Мичуринец, смотритель Отдела ЧуднЫх Фруктов в Адских зарослях, называл такие “ин-жырсу-шоный”. Одет персонаж был строго по “Уставу Харонов, больших и малых, перевозкой мёртвых душ занимающихся” - холщовые портки и рубаха, поверх - халат с капюшоном. И босиком.
Позади него, сцепившего за спиной лапы, на заднем плане с одного бока виднелись надраеный до блеска золотой голем и чуднО раскрашеное ведро. С другого же бока изображены были какие-то Человеки, танцующие со смешными светящимися палками в руках.
Намертво прикрученная к раме латунная табличка с гравировкой гласила, что на портрете изображён сам “Лу Кас, изобретатель йода”

Рядом с картиной на ржавом гвоздике висел на петле из пеньковой веревки странный предмет, больше всего похожий на короткий, в две миньонских ладони, полированный металлический штырь с какими-то чёрными накладками непонятного назначения и материала. С кнопкой на боку.

Пока Няха рассматривал картину и странную безделушку, со стороны химических агрегатов, вокруг которых бесновался Химег, сначала раздалось шипение, а затем повалил густой красноватый пар, который полностью скрыл своего создателя вместе со всеми его алхимическими штуковинами.

Облака пара сверкали разноцветными вспышками, сопровождавшимися треском, дребезжанием и звуками взрывов. Подсвеченный ими, то здесь, то там мелькал и адски (а как же!) хохотал тёмный силуэт Химега. Минуты через три эту цвето-свето-музыку прервал вопль и мгновением позже сильный хлопок. Из разноцветных облаков бешено вращаясь со свистом вылетел какой-то котелок с ручкой, пролетел мимо Няхи, через всю комнату, над столом, мирно посапывающей Отдубасей и ловко увернувшимся Тыблей, и с хрустом и грохотом врезался в грифельную доску. Но на пол не упал, а остался висеть прилипнув к чёрной поверхности своим, наверняка тоже чёрным, содержимым. Запах от этого содержимого исходил божественный адский.

Джей Ди огляделся. Великая Пустошь, да он только и делал в последнее время, что оглядывался.

Глупо было ввязываться в чужую драку. Глупо было ломиться через Пустошь почти не разбирая дороги. Ну и конечно, глупо было потерять в том вонючем кабаке шляпу - все дни бегства, а по другому их "путешествие" и не назовешь, солнце жарило немилосердно.

Приложился к бурдюку, задержал во рту небольшой глоток воды, дал ей медленно, мелкими порциями скатиться по иссушеной глотке. На зубах скрипнул песок.

Пыль покрывала его ровным слоем. Крепкие ботинки, кожаные штаны и куртку, перчатки, лицо и волосы. Она просачивалась под одежду, в обувь, в рюкзак. Она заставляла на каждом коротком привале выкраивать время - разбирать и чистить оружие. Она же заставляла каждые полминуты сплёвывать бурую тягучую слизь, теряя драгоценную влагу.

Но обошлось. Духи вывели их к какому-то городу. Отдых. Еда. Вода! Город основательный, с умом укреплённый. Это хорошо.

Гаскинс улыбнулся, провёл ладонью по лицу, пытаясь смахнуть прочерченную дорожками пота пыльную плёнку. Оскалился, задев подбитые глаз и скулу. Болит, но целиться не мешает. Глянул на доктора - всё ли в порядке. Пригляделся к попутчикам:

- Джей Ди, но можешь называть меня Гекко, Кэрри Блэр, - от долгого молчания голос индейца скрипел и царапал глотку. Кивнул на второго индейца. - Брат верно говорит. Дорога привела, значит Путь наш в город лежит. А откуда - не всё ли равно теперь?

Из темноты под потолком, где копошился Химег, то и дело летели какие-то бумажки, исписанные блокноты и смятые сигаретные пачки.

- Где-то здесь, где-то тут... О! Вот оно!!!

Стеллаж закачался, и над ним показалась знакомая физиономия. Химег потряс зажатой в лапе кипой бумаг исписаной ровными рядами какими-то закорючками:

- Нашёл! Сущность Вкуса! Кто-нибудь знает китайский?

Криво собранное изделие неизвестных шведских мастеров опасно зашаталось, глаза миньона округлились, в них проскочила паника. Химег решился на отчаянный шаг. Со стеллажа. Опережая планирующие в воздухе листки он камнем рухнул на пол. Что-то отчётливо хрустнуло. На несколько мгновений воцарилась зловещая тишина нарушаемая лишь шелестом падающих бумажек.

Внезапно чайник на горелке зазвенел подпрыгивающей крышкой. В ответ на это из-под груды мукулатуры под стеллажом резко выпросталась тонкая ручонка сжимающая Китайскую Алхимическую Мудрость.

- Я в порядке! Сломалась только нога! О! Отдубася! Чайку? - И, не дожидаясь ответа, вскочил и проковылял к "кухонному" столу. - Зараза, и копчик поломался...

Химег свалил на пол фолианты и свитки со стола и быстро (будто веками готовился к этому, да?) выставил разнокалиберные кружки, плошки и баночки. Туда же перекочевал чайник и жестяная коробочка с конфетами. Финальным аккордом Химег выставил на стол чуть обгрызенный с угла кекс. Наверное, с изюмом. Наверное...

- Налетайте!!! Всё, что почувствуете - говорите вслух! Хм... Если сможете говорить... А я пока...

И надел, с усилием выдернутый из ближайшего угла лабораторный халат, когда-то наверняка бывший белым, а сейчас прожженый в нескольких местах и заляпанный всевозможными пятнами. Он покосился на вынесенную дверь, пожал плечами и стал копаться в принесённых фрукто-овобщах. Из груды он извлёк слегка помятых Няху и пучок пятилистных стеблей:

- О! Няха! ОооОО! Хохотун-трава!

Миньона Химег подтолкнул к столу, а сам с пучком травы в одной руке и записями в другой убежал к агрегатам. Через минуту оттуда донеслось шипение, булькание и приглушённые взрывы.

Всю дорогу до Лаборатории Химег нарезал круги вокруг Тыбли и столом, пытаясь командовать, давая советы и вопя на встречных:

- Осторожно! Ступенька! Уголок! *хрусть* АааАА!!! Моя нога! Тут поворот! ПОБЕРЕГИСЬ!!! Стол несут! С ДОРОГИ!!! Ещё поворот! *бум* Прости! В другую сторону! Ещё чуть-чуть! Почти пришли! *хряск* АаааААА!!! Вторая нога!

Он был возбуждён сверх меры. Ещё бы! В кои-то веки кто-то САМ идёт в Лабораторию. И даже по своей воле. И этот САМ даже не очень против.

Химег хозяйским жестом распахнул неказистую дверцу Лаборатории и пропустил гостя-столоносца вперёд. И первое, что услышал Тыбля, были щелчки закрываемого дверного замка.

- Чтоб не мешали... - не очень обнадёживающе пробормотал Химег. - А то ходют, смотрют...

Невысокий сводчатый потолок и стены были облицованы ровно высеченными (спасибо, Копай!), плотно пригнанными (спасибо, Кукуруза!) каменными плитками, на которых через одну были накорябаны какие-то символы, большая часть которых плохо различалась под слоями разноцветной копоти. На месте люстры на растяжках висело высушенное чучело крокодила почему-то с гигантским яблоком в пасти и кривой надписью “Варяг” вдоль борта, сделанной белой краской. Вдоль стены - стол, с дверцами внизу, уставленный разнокалиберной химической, и не очень, посудой. Реторты и змеевики, горелки и глиняные плошки соседствовали с кастрюлями, сковородками и мятыми алюминевыми кружками с редкими вкраплениями бутылок с цветастыми этикетками (надписи утверждали, что в них когда-то находились эликсиры “13”, “72” и “777”) и больших прозрачных банок с люминисцирующей жидкостью. В банках что-то плавало. И иногда шевелилось.

Другую стену занимали кабинеты со множеством ящичков, книжные полки и стеллажи разной степени кривизны и цвета. На каждом из них был намертво прилеплен белый прямоугольник с названиями и цыфрами - “БОРГШЁ. 5999.-”, “КВИССЛЕ. 499.-”, “МОППЕ. 1999.-”. Читая остальные надписи можно было сломать язык или мозг, если только ты не швед, как иногда заявлял Химег. Что бы это ни значило.
Плотными рядами на них стояли разнокалиберные книги, пузырьки, пузыри, пузырёчки, банки, баночки, бутылки и бутыли. Некоторые были покрыты пылью, другие сверкали начищенными боками.

К третьей стене прилепился очаг, по сторонам которого пыхтели и плевались кипятком непонятного назначения механизмы. Четвёртую стену целиком занимала исписанная алхимической мудростью грифельная доска.

В середине помещения стоял стол, на котором шаткими горами покоились книги, свитки и блокноты.

- ЧайкУ? - спросил Химег и, не выслушав ответа, прошлёпал, прилипая к липкому полу, к столу. Распахнув дверцы под столешницей он наполовину влез внутрь и загрохотал посудой. На пол полетели жестяные банки, банановые и картофельные очистки, резиновая утка и клетка со странным колесом внутри и скелетом какого-то мелкого грызуна. Спустя несколько мгновений он выпрямился и с ликованием поднял над головой здоровенный эмалированый чайник с местами отбитой краской. Плеснув в него жидкости из какого-то бутыля и бросив несколько пучков высушенных трав, Химег спихнул с одной из горелок бурлящую реторту и поставил чайник на огонь.

- Тыбля, чувствуй себя как дома! Угощайся на свой страх и риск, - расплылся в улыбке Химег. - Я щщас!

И полез на опасно накренившуюся полку с книгами.

- Коллеги! Друзья! Однополчане! Соотечественники! МИНЬОНЫ! И сом, - проникновенно начал Химег. Он встал во весь свой скромный рост, но этого ему показалось мало для столь патетичного момента и он взабрался на табурет. - Близится Великий День! Понедельник!

Дальше последовала долгая пауза, во время которой Химег пристально оглядел всех присутствующих. И сома. Присутствующие ответили тем же. Пауза затягивалась. Кто-то кашлянул. Кто-то, не проникнувшись моментом, испортил воздух. После того, как он в третий раз обвёл всех взглядом и начал чувствовать себя Идиотом-На-Табурете, продолжил, тыча в блокнот сломаным пальцем:

- Я записал. Вот. Таак, - он начал читать и бубнить под нос.

“Вамнешутки, золото мы... Это понятно... Любимый сок... Выже мать...”

Химег поднял глаза на остальных:

- Матери среди нас есть? Отдубася? Сом? Нет? Жаль...

“Премия... ПРЕМИЯ! Чёрт, а за что? Решено. Другого способа нет.”

Химег выхватил из кармана пузырек с лиловой жидкостью, рванул зубами пробку, выдохнул, скривился в ожидании побочных эффектов и залпом выпил. Через секунду у него из ушей тонкими струйками стал подниматься к потолку лиловый же дымок. Сморгнув навернувшиеся слёзы он затараторил:

- Так. Народ, сом. Всё просто. Наш Лорд в мудрости своей пожелал на своё трёхсотлетие выжималку своего любимого сока из наших фруктов и овощей. Значит надо всего лишь найти выжималку сока, заставить её выжимать его из наших фруктов и овощей - я так понимаю из любых, а потом делать из этого сока любимый нашим Лордом. Задача, как он сказал проста. Но простота хуже воровства. Поэтому выжималку предлагаю украсть... - темп его речи стал замедляться, язык заплетаться, один глаз закрылся. - Заставить её... Выжимать... И узнать... Какой... Сок... Любимый... У Лорда...

Затем, буркнув что-то вроде “Я на минуточку”, рухнул с табурета под стол.

- Да, Мой Лорд! Будет сделано, - торопливо закивал Химег быстро-быстро делая пометки в блокноте химическим - а как же иначе! - карандашом.

– Хозяин добр
– вамнешутки
– важная у подземелья
– сделать мне подарок
– золото вы, всё равно
– выжимать мой
– любимый сок из наших
– ПОНЕДЕЛЬНИК - ПРЕМИЯ!!!

Последнюю строчку он так сильно подчеркнул, что сломал карандаш. И палец.
Зелье Алмазных Костей сделало его кости подобными кристаллам. Прозрачными, твёрдыми, но очень хрупкими. Видать рецептуру надо еще отработать.

Надеясь что ноги не поломаются в процессе, миньон рванул по комнатам - донести до каждого Мысль и Желания Лорда.

В казино Химега не пустили. Демон-вышибала Петро, что стоял на воротах, еще не забыл "вкусной-конфетки-для-настоящих-мужчин-если-вы-понимаете-о-чём-я" после которой он всё понял и чуть не сделался ангелом. В смысле существом бесполым.

Однако ад не без добрых чертей. Вскоре к картам на "дурацком" столе добавилась записка - вырваный из блокнота листок исцарапанный химическим карандашом:

ВпоНедельнег пРемиЯ. ОбщиЙСбор. Химе...

Последнее слово заканчивалось сквозной дырой.

- ВАМНЕШУТКИ! - сопровождаемый хрустом костей с диким воплем в музей ворвался Химег. - В понедельник - ПРЕМИЯ!!!

Он подбежал к статуе, запрокинул голову (шея отчётливо хрустнула) и вперился взглядом в изваяние Лорда.

- Хозяин добр... - скупая, но почему-то люминесцентно-синяя слеза скатилась по щеке. - Няка! Вамнешутки! Золото мы! Срочно. Надо обсудить. ОБЩИЙСБОООО-ООР!!!

Опять завопив Химег потряс блокнотом. И убёг куда-то. Кажись в сторону казино.